Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Марта 7 (20) Преподобномученица Екатерина (Константинова) Составитель священник Максим МаксимовПреподобномученица Екатерина родилась в 1887 году в деревне Саврасово неподалеку от Москвы в семье Григория Константинова. Отец ее был зажиточным крестьянином, имевшим

Люди и судьбы

К столетию академика Бориса Павловича Константинова

Людмила Колесникова

История создания книги «, воспоминания, статьи, документы»

Можно сказать, что я попала в ядерный институт случайно. Журналиста по образованию, меня пригласили в 1974 году создавать научный архив. Дело, которым предлагали заниматься, для меня было совсем новым, но я понимала, что именно в архиве, этом кладезе подлинных документов, и собирается вся информация об ученых института, о которых мне предстояло писать журналистские материалы.

Прежде всего меня заинтересовала личность академика Константинова. Что мне было известно о Борисе Павловиче, когда я приступила к работе над будущей книгой? Что это за человек? Чем знаменит ученый, чье имя носит солидный академический институт (а сейчас в Гатчине есть и улица имени академика Константинова)? Академик, Герой Социалистического Труда. Относился к категории секретных физиков…

Не так много прошло времени после кончины Бориса Павловича (он умер 9 июля 1969 года в Ленинграде в возрасте 59 лет), еще были живы его родные, друзья и ученики. Вот к ним прежде всего я и обратилась с просьбой написать воспоминания о Константинове. Надо сказать, все, к кому обращалась, реагировали на просьбу немедленно. Воспоминания из-под пера друзей и коллег Бориса Павловича выходили теплые и доброжелательные.

Также пришлось обратиться в учреждения, где начиналась трудовая деятельность ученого. В архиве Физико-технического института (ФТИ), где Константинов работал под руководством академика, получила его личное дело, в архиве Политехнического института – здесь профессор Константинов преподавал на кафедре разделения изотопов – тоже нашлись его документы. Собранное полное личное дело Бориса Павловича стала внимательно изучать. Передо мной от страницы к странице представала незаурядная личность крупного ученого, замечательного человека. У меня в итоге накапливался уникальный фактический материал.

Константинов вырос в многодетной семье, что было типично для крестьян или выходцев из крестьян, переселившихся в город. Отец Бориса Павловича, Павел Федосеевич Константинов, родился в 1874 году в деревне Монаково, что в Галичском районе Костромской области , в одном километре от станции Красильниково Северной железной дороги.

В возрасте четырнадцати лет Павел Федосеевич, как и многие его земляки, уехал в Петербург и начал трудовую деятельность в качестве ученика маляра. В девятнадцать женился на землячке, семнадцатилетней Агриппине Петровне Смирновой, родом из расположенной неподалеку от Галича деревни Апушкино. Родители девушки по каким-то соображениям препятствовали браку, и молодым людям пришлось проявить волю и настойчивость – невеста даже пригрозила, что уйдет в монастырь! Это звучало очень правдоподобно: монастырей в округе было много, а одна из ее сестер уже стала монахиней.

Угроза возымела действие: Павел Федосеевич и Агриппина Петровна с согласия родителей обвенчались и уехали в Петербург. В ноябре 1895 года у молодой четы родился первенец – Александр. Пять лет спустя родился младший сын, Борис.

Я продолжала собирать материал для будущей книги. Меня, как эстафетную палочку, коллеги Константинова передавали друг другу, желая раскрыть предо мной все многообразие личности ученого. Конечно, очень многое в этом плане сделала Антонина Васильевна Зайцева (многолетний референт Бориса Павловича).

Впервые я увидела ее в роскошном кабинете-приемной, в главном здании Академии наук, что на Ленинском проспекте в Москве. Антонина Васильевна восседала, словно на троне, в глубоком кресле, обитом вишневым бархатом. Гордо посаженная седая голова, легкий пастельных тонов шифоновый шарф, через плечо на позолоченном шнуре вышитая бисером изящная сумочка, из которой Антонина Васильевна доставала то тончайший батистовый носовой платок, пахнущий французскими духами, то блестящую ручку с золотым пером. Все это она проделывала очень четко, параллельно отвечая на многочисленные звонки.

– Сегодня я познакомлю вас с Яковом Борисовичем Зельдовичем, – однажды торжественно произнесла Антонина Васильевна. – Через несколько минут сюда придут мальчики.

фамильярно называла академиков…

Я сидела напротив приемной на удобном диванчике и ждала своей очереди. Ждать пришлось недолго. Через пятнадцать минут в приемную стремительно влетел академик Зельдович.

– Яшенька, – обратилась к нему Антонина Васильевна. – У меня тут журналистка из Ленинграда, она собирает материал для книги о Борисе Павловиче. Помогите ей, расскажите о ваших отношениях и дружбе с Бэ Пэ.

Яков Борисович, на мгновение задумавшись, внимательно посмотрел на меня и произнес, энергично потирая ладони:

– На ловца и зверь бежит! ногу сломала, скучает дома. Она вам подробнейшим образом расскажет о брате, даже лучше, чем я. Приезжайте к нам на Воробьевское шоссе.

Позже я узнала, что академик Зельдович, крупный ученый, трижды удостоенный звания Героя Социалистического Труда, был женат на средней сестре Бориса Павловича Константинова, Варваре Павловне.

Уже через час после этой встречи я поднималась по деревянной лестнице академического коттеджа на второй этаж, к квартире Зельдовичей. Варвара Павловна сразу провела в просторную светлую комнату: в центре стол под белой скатертью, в углу старый диван, у окна большой фикус в кадке, на стене обычная школьная классная доска с какими-то краткими записями мелом. Вот и вся обстановка.

Яков Борисович появился в квартире так же стремительно, как и в президиуме на Ленинском проспекте. Со мной поздоровался очень доброжелательно, как со старой знакомой.

– Варюша,– обратился он к жене. – Что у нас сегодня на обед?

– Твое любимое!

– Значит, будет гречневая каша с маслом и репчатым луком!

Мы расположились на кухне. Заканчивая обед, Яков Борисович сказал: «Запомните обед у академика!» Я запомнила.

Мы вновь вернулись в комнату. Яков Борисович на маленьком подносе вынес из кухни чашки с кофе и печенье. Достав диктофон, я приготовилась записывать нашу беседу. Могла ли я тогда предположить, что наша встреча с Варварой Павловной станет последней? Через месяц она уехала отдыхать к Черному морю. Там, на пляже, у нее случился сердечный приступ.

Уже после смерти жены Яков Борисович обратился ко мне с просьбой передать ему расшифровку нашей беседы. Я выполнила его просьбу. Это воспоминание Варвары Павловны вошло в книгу под заголовком «Мой брат Борис».

« в Петербурге, а в 1918 году наша семья уехала в деревню в Костромскую губернию, где мы и жили до 1924 года. Учился он в Галиче – это в восемнадцати километрах от нашей деревни. Мы с братом Борисом были очень дружны еще до школы. Когда переезжали в деревню, взяли с собой много книг – исторические романы и Диккенса, и всегда читали их вместе.

Мы, дети, очень любили играть. Устраивали, например, из стульев нехитрое сооружение и «летали» на Солнце, «отрезали» от него кусочек.

У родителей было девять детей. Когда старшие брат и сестра обзавелись семьями, нас осталось семеро. Мы рано лишились отца. В семье у нас все дети с ранних лет были приучены трудиться. Мальчики выполняли мужскую работу. Борис, например, восьми лет уже косил, а мне выдавалась большая порция носков для штопки.

Все мы любили природу и особенно лес. На всю жизнь мне запомнился один яркий солнечный день, когда мы с Борисом лесной дорогой возвращались из школы домой в деревню. Восемнадцать километров, которые нужно было пройти, мы шли целый день, собирая ягоды и цветы, и без умолку болтали – просто не могли наговориться. С самого детства Борис был чрезвычайно развитым. Он писал в школе прекрасные сочинения. Я, бывало, зачитывалась ими. У него постоянно рождалась масса идей. С ним всегда было интересно. Пришли мы домой только к вечеру. Нас ждал порядочный нагоняй: как раз в этот день начался покос, и маме пришлось договариваться, чтобы за нас кто-нибудь поработал.

Борис оказал очень большое влияние на мою творческую судьбу. После того как я окончила Ленинградский политехнический институт, он устраивал меня на работу в лабораторию акустики к (где сам уже работал). Но я акустикой абсолютно не интересовалась, зато пошла работать в химфизику. Он простил мне эту измену.

Кстати сказать, Борис окончил школу в 15 лет, и в год окончания школы в институте у него просто отказались принять документы. Я же была старше и, пройдя по конкурсу, поступила. Несмотря на то, что Бориса не приняли, он занимался параллельно со мной: мы вместе разбирали и решали задачи, а поскольку он был серьезнее и гораздо способнее меня, то у него и дела шли намного лучше. Помню, когда мне в институте поручили сделать доклад на тему «Периодическая система и строение материи», Борис мне страшно завидовал: «Эх, Вавочка, как бы я сделал этот доклад!»

Еще не окончив Политехнический институт, Борис Павлович пошел работать. В те времена наличие диплома вуза решающей роли не играло. Талантливые молодые люди трудились, даже защищали диссертации, не имея институтского диплома. Наши с Борисом судьбы оказались тесно связанными с судьбой нашего старшего брата, Александра.

Помню, что в семье еще до первой мировой войны обсуждался вопрос, куда пойти старшему брату: в скобяную лавку учеником или в реальное училище. Было решено, что он пойдет в реальное училище, тем самым была определена и наша дальнейшая судьба. Брат Александр считал, что Борис из всех нас самый способный, поэтому он принимал немало усилий, чтобы Борис оказался в Ленинграде, а затем в радиофизической лаборатории в ФТИ, в которой он сам уже работал».

Вручил мне свой текст воспоминаний и Яков Борисович. Его заметки «Памяти друга» были написаны азартно, я бы сказала, страстно, как, впрочем, все, к чему прикасался академик Зельдович.

« Борис Павлович Константинов. Академик, директор Ленинградского физико-технического института (1957–1967 гг.). Герой Социалистического Труда… Бронзовый бюст перед входом в институт. Для меня он навсегда остался другом, родным – просто Борисом, братом моей первой жены, для моих детей добрым «дядей Борей». Тот, кто считает, что надо писать беспристрастно или бесстрастно, пусть не читает этот очерк. Я любил Бориса, я и сейчас горюю, что его нет с нами, что он ушел так рано. Он оставался остроумным, изобретательным, глубоким и веселым, добрым и активным до последних месяцев, когда трагически устало сердце. Борис Павлович не дожил до 60 лет.

Эти слова посвящены 75-летию со дня его рождения. А разве не могли мы посвятить их живому юбиляру? Сколько мог бы сделать Борис Павлович с его умом и талантом за эти 15 лет! Мы познакомились с ним в 1932 году в большой квартире Константиновых на ул. Малая Подъяческая в Ленинграде. Познакомила нас Варвара Павловна, Варя, моя будущая жена. Я узнал, что Борис – физик, что работает в Акустической лаборатории, так же как и я, – в Институте химической физики, работает, не имея высшего образования . Я узнал, что недавно он тяжело болел, тогда это называлось «порок сердца», что выходила и стала его женой Нина Николаевна Рябинина. К тому времени, когда я пришел в эту семью, родителей уже не было в живых. Отец умер в 1919 году.

Недавно в толстой книге «Весь Петроградъ, 1916 годъ» я нашел: «, потомственный почетный гражданин, строительные подряды, Малая Подъяческая, дом 10».

В трудные годы братья и сестры оставались сплоченными, помогали друг другу жить, получить образование».

Я продолжала собирать материал для будущей книги, следуя плану-графику интервью, которые я наметила взять у знаменитых коллег Бориса Павловича. По распределению обязанностей в нашей творческой группе на мою долю выпало посещение мест, где Константинов осуществлял свои новые идеи и проекты.

Для начала я полетела на юг, на Северный Кавказ, в станицу Зеленчукская, туда, где в 1966 году был установлен крупнейший в мире шестиметровый оптический телескоп. Создание астрофизической обсерватории было связано с работами Бориса Павловича и реализацией его совершенно новой астрофизической программы, здесь научные сотрудники под его руководством приступили к проверке и обсуждению его гипотез, связанных с исследованием космоса и поиском антивещества в околоземном пространстве.

Наконец удалось получить текст у президента Академии наук академика Анатолия Петровича Александрова, с приключениями, но в итоге папочка с его воспоминаниями была у меня. «Приключения» эти происходили в здании Президиума Академии наук.

Член-корреспондент АН СССР Олег Игоревич Сумбаев, как главный редактор книги, постоянно интересовался процессом подготовки издания. Он неоднократно приглашал меня к себе и расспрашивал о проблемах. Как-то я пожаловалась, что не могу попасть на прием к Александрову. Не сможет ли мне помочь и в этом Антонина Васильевна Зайцева? Сумбаев понимающе кивнул и сказал, что он с такой проблемой тоже сталкивался: несколько дней не мог попасть на прием к Анатолию Петровичу, но выход нашел.

– Я вам подскажу, как надо действовать, знаю проверенный способ! В главном здании академии перед мужским туалетом есть уютная курительная комната с диванами и креслами. Идите, садитесь и ждите, пока естественные надобности не приведут сюда Анатолия Петровича…

Я так и сделала. появился в курительной, я бросилась к нему и спешно изложила свою просьбу. Президент Академии наук оказался очень демократичным человеком, все понял и сказал:

– Завтра скажите референту, что я вам назначил!

На следующий день, когда я появилась в приемной президента, меня уже ждала тоненькая папочка. Этим текстом практически открывается книга «Борис Павлович Константинов».

«В молодости я работал в Ленинградском физико-техническом институте, у академика. Это был прекрасный период в моей жизни – время удивительной увлеченности своим делом и в то же время удивительной жадности ко всему новому, огромной остроты восприятия. Все это в нас, молодых, воспитывал. Семинары Физтеха, которыми долгие годы неизменно руководил, привлекали всех интересовавшихся физикой из разных институтов и вузов Ленинграда, а часто и иногородних гостей или докладчиков. Самые различные области физики обсуждались на них, и мы, молодые, могли спорить и спрашивать обо всем, высказывать свои соображения, на них высказывались неожиданные творческие идеи, открывались пути дальнейшего развития. Эти семинары были прекрасной школой, для каждого из нас. На всех физтеховских семинарах бывал радиофизик. Довольно часто появлялся его брат Борис Павлович, «Бобик», как мы его звали между собой. Он обладал живым умом и в самых различных областях физики был готов к творческому обсуждению».

Оставалось встретиться с Георгием Николаевичем Флеровым.

Встреча состоялась в Дубне, в рабочем кабинете академика. Выглядел Флеров неважно: то ли это был отпечаток усталости, то ли болезни, не знаю. Я не стала настаивать, чтобы он написал воспоминания.

– Знаете, – сказал Георгий Николаевич, – чтобы ваш приезд ко мне не оказался безрезультатным, я вас сведу с очень интересным человеком. У меня и телефон его есть. Звоните ему и можете сослаться на меня.

И передал мне листок, на котором было написано: « (МГУ)».

Решив, что по ходу дела все станет ясно, утомлять Георгия Николаевича расспросами о Термене не стала. Было уже девять вечера, когда я начала звонить Льву Сергеевичу из номера академической гостиницы. Мне ответили, что следует звонить позже – Лев Сергеевич еще на работе. После десяти часов вечера беспокоить постеснялась. Утром тот же голос ответил, что Лев Сергеевич уже ушел на работу. Так продолжалось несколько дней, пока удалось назначить встречу. Лев Сергеевич определил время – восемь утра. Теперь главное не проспать!

Восьми еще не было, когда в холл гостиницы буквально влетел Лев Сергеевич Термен (а ведь ему, как выяснилось, было восемьдесят лет). Легкое пальто нараспашку, белая рубашка, галстук-бабочка. Энергично поздоровавшись, поинтересовался, чем обязан. Сославшись на рекомендацию академика Флерова, обратилась к нему с просьбой рассказать о дружбе с Константиновым. Доставая диктофон, я не подозревала, что через минуту начну записывать такую потрясающую жизненную историю, какой не слышала за все сорок лет журналистской практики! Но в книгу воспоминания Льва Сергеевича Термена не вошли – я опасалась, что его жизненная одиссея затмит образ главного героя, Бориса Павловича Константинова.

История жизни Льва Сергеевича косвенно связана с историей семьи Константиновых. Позволю себе воспроизвести по памяти подробности этого удивительного рассказа (ферромагнитная пленка, к сожалению, не выдержала срока давности и рассыпалась в моих руках).

«Старые физтеховцы, а я старый физтеховец, – уточнил Лев Сергеевич, – помнили Бориса Павловича еще мальчиком. В 1924 году (в тот год Борису едва исполнилось четырнадцать) в мою лабораторию радиотехники пришел работать Александр Константинов. Он привел с собой младшего брата, Бориса, которого я взял на должность электромонтера охранной службы. Он стал помощником у опытных сотрудников лаборатории. Область моих собственных интересов простиралась от радиофизики до музыки. Тому способствовали два моих высших образования: я имел диплом технического вуза и консерватории.

Итогом такого симбиоза явилось создание в лаборатории в 20-х годах, впервые в СССР, электромузыкального инструмента, который по прошествии времени стал известен под именем «терменвокс». Этот музыкальный электроинструмент в умелых руках мог звучать, как целый оркестр…»

Слава об изобретении распространилась довольно быстро. Через какое-то время Термен получил депешу из Кремля, в которой (несмотря на нездоровье Ленина), предлагалось продемонстрировать возможности нового прибора Владимиру Ильичу. Было известно, что Ильич глубоко любит и понимает музыку. Исполнив на терменвоксе «Лебедя» Сен-Санса, Термен рассказал о принципе, положенном в основу инструмента, о возможности использования для охранной сигнализации. И тут же провел демонстрацию: поставил на стол металлическую вазу, присоединил к ней устройство. Стоило приблизиться к вазе, как раздавался тревожный сигнал. В наши дни такое приспособление уже не диво, но тогда, на заре развития радиотехники, в 1922 году, это выглядело интересно и ново.

Владимир Ильич, всегда ценивший возможность использования открытий ученых на практике, обратился к академику с просьбой оборудовать такой сигнализацией хранилища Госбанка. Иоффе дал согласие: работа сулила институту добавочные средства, в которых он нуждался. В связи с этим в Физтехе была организована охранная служба, которая занималась установкой новой сигнализации. С ее монтажа и началась работа Бориса Павловича в лаборатории Термена.

Скоро юным монтером заинтересовались старшие сотрудники лаборатории. Они убедились, что у него не только золотые руки, но и светлая голова. Вскоре Константинов стал препаратором в лаборатории профессора, который в 30-х годах создал советскую радиолокационную систему.

А что же сам Лев Сергеевич Термен? Он стал разъезжать с концертами по городам и весям советской России. Концерты на терменвоксе проходили с таким успехом, что у кого-то в руководстве страны появилась идея послать его с выступлениями за границу. Правда, одновременно Термен должен был выполнять и секретную оперативную работу, а для этого желательно, чтобы за границу выехала почтенная супружеская пара.

Термен знакомится со старшей сестрой своего сотрудника Константинова, Екатериной. После свадьбы молодые выезжают сначала в Англию, потом их встречает Париж. Французская печать отмечала, что «Гранд-опера» давно не видела такого наплыва публики, как на концерте русского ученого, и что на долю музыкантов уже очень давно не выпадало столь блестящего успеха. Следующей страной, в которой оказались Лев Сергеевич и Екатерина Павловна, стала Америка. Здесь оперативная работа у Льва Сергеевича осложнилась: для решения поставленных задач Москва выделила значительную сумму в валюте для покупки просторного дома. На первом этаже была устроена автомастерская (сюда приходили нужные люди, приносили сведения о новинках западной техники), а на втором Термен открыл музыкально-танцевальные классы. И здесь опять помогло его необычное образование.

Но семья распалась. После развода с Екатериной Термен, по требованию московского руководства, должен был жениться на негритянской танцовщице. На Родину он вернулся в тридцатые годы один. Екатерина Павловна оставалась в Америке до глубокой старости, умерла в доме для престарелых. (Это обстоятельство в советское время осложняло жизнь Константинову при оформлении официальных биографических документов.)

Лев Сергеевич покинул Новый Свет на теплоходе «Старый большевик », где числился помощником капитана по политической части. По прибытии в Ленинград устроился на радио аккомпаниатором. Однажды ночью по тревожному звонку его вызвали в Москву. Льва Сергеевича арестовали прямо в здании гостиницы «Москва», куда его поначалу поселили. Затем этап, пять лет поселения на Колыме. Термен строил на севере дорогу. Спасала самодеятельность, которую он организовал в лагере.

Вернулся в Москву после 1953 года, на работу его никуда не брали. На момент нашей встречи он работал токарем шестого разряда на биологическом факультете МГУ. Как я сумела убедиться, работал очень много! Испытания не сломили его, веселый нрав и жизнелюбие стали его визитной карточкой на этой земле.

Термен прожил долгую жизнь. Он скончался, когда ему уже было за девяносто!

Работа над книгой все больше захватывала. Все, к кому я обращалась за помощью, живо откликались. И лишь два момента стали исключением. Первый – посещение химического комбината на Каме. Это чрезвычайно секретное предприятие было создано по инициативе Бориса Павловича в начале пятидесятых годов. Когда я туда приехала, гриф «секретно» все еще стоял на многих документах, хотя с момента создания комбината прошло более двух десятков лет.

Работа по сбору материала на комбинате должна была начаться с беседы с заместителем директора по режиму. Когда я оказалась в кабинете высокого начальника, поразила стерильная чистота на его красного дерева письменном столе: ни пылинки, ни соринки, ни бумажки – ничего! Замдиректора хитро улыбнулся, но глаза оставались колючими. Сразу заявил, разводя руками, как бы сожалея:

– Извините, но говорить с вами не могу. Вот когда снимут гриф секретности, тогда и приезжайте!

Больше попасть на Каму мне не довелось...

Момент второй. В дом к академику Обреимову меня направил Моисей Александрович Марков, академик, секретарь Отделения ядерной физики АН СССР.

– Идите, идите, – советовал он мне. – Обреимовы живут рядом, на Ленинском проспекте.

Здесь, недалеко от Октябрьской площади, были построены после войны дома для ученых. Я хорошо знала этот район Москвы и дом Обреимовых нашла быстро.

На площадке девятого этажа, перед дверью квартиры академика, стоял маленький стол, на нем большая книга для записей посетителей. Я раскрыла чистую страницу и оставила запись, что весной 1976 года академика Обреимова посетила журналистка из Ленинграда

Раздался мелодичный звонок, дверь открылась, и на пороге меня встретила полная пожилая женщина. Удостоверившись, что я оставила запись в «амбарной книге», любезно пригласила меня зайти. В центре просторного холла на столе громоздилась большая клетка, на жердочке сидел роскошный длиннохвостый попугай ара, говорящий. Хозяйка поздоровалась со мной, потом уселась напротив клетки и, обращаясь к птице, громко и внятно произнесла:

– Арча, видишь, кто к нам пришел? Журналистка к нам пришла!

Попугай нахохлился и старательно повторил:

– Жур-р-р-налистка!

Я проговорила с супругой академика около трех часов, но так и не смогла узнать что-либо о Константинове. Хозяйка, коротавшая время с попугаем, выложила мне все семейные новости, связанные с недавней свадьбой ее дочери и старшего сына академика Капицы Андрея. Чувствовалось, что появление в семье новых знаменитых родственников так ошеломило ее, что сдерживать эмоции не было сил! Не получив нужной мне информации, через три часа я ушла…

…Работа над книгой походила к концу. Посчастливилось ознакомиться с письмами Бориса Павловича, адресованными жене. Несколько раз мы встречались с Ниной Николаевной в их квартире на Мориса Тореза. (Этот многоквартирный дом в народе часто называли Пентагоном из-за необычного, в виде бублика, фасада.) Любящий, заботливый муж и отец – таким представал Константинов в своих письмах.

Познакомилась я и с сыновьями Бориса Павловича, Александром и Володей. Александр (его чаще в доме называли Шуркой) внешне был очень похож на отца – та же улыбка и доброжелательность. Во внешности Володи больше было от матери, все в нем выдавало породу Семеновых (его дядя, академик Николай Николаевич Семенов, был выдающимся ученым-химиком, лауреатом Нобелевской премии).

Помню первый же вопрос Володи:

– А кто вам поручил, – строго спросил, – писать книгу о моем отце?

– Дирекция института, – слукавила я, не хватило смелости сознаться, что это моя идея.

и Александр приняли меня сразу.

Моя работа была завершена, был собран большой материал о Константинове. Но вот эти встречи с семьей Бориса Павловича вспоминаются особо. И то, что мне были доверены письма, столь личные…

Научное сообщество Санкт-Петербурга и Москвы отмечает 100-летие со дня рождения академика Бориса Павловича Константинова, чей вклад в отечественную науку и технику неоценим. Время идет вперед, многое меняется. Документы, ранее засекреченные, ждут своих исследователей. Вероятно, на этом пути еще будут удивительные открытия, а может, и сенсации.

Бори́с Па́влович Константи́нов (23 июня (6 июля) , Санкт-Петербург - 9 июля , Ленинград) - советский учёный-физик, академик (с 1960; член-корреспондент с 1953), вице-президент Академии наук СССР (c 8 февраля 1966 по 9 июля 1969). Герой Социалистического Труда , кавалер двух орденов Ленина и ордена Трудового Красного Знамени , лауреат Сталинской () и Ленинской () премий.

Биография

Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

Могила Константинова на Богословском кладбище Санкт-Петербурга.

Родители учёного происходили из крестьян Костромской губернии . Отец, Павел Федосеевич Константинов (род. ), лет 14-15 отправился в Петербург на отхожий промысел. Поработав разносчиком в чайной торговле и подсобником в немецкой хлебопекарне, в 16 лет стал маляром. Работал десятником, впоследствии прорабом у подрядчика Корнилова. В вошёл в дело Корнилова как компаньон, затем стал самостоятельным подрядчиком строительных работ. Выполнял довольно значительные частные и государственные подряды и стал владельцем крупной недвижимости. Мать, Агриппина Петровна Константинова (род. ), урождённая Смирнова, в 19 лет вышла замуж и всю жизнь была домашней хозяйкой. Родила 8 сыновей и 4 дочерей, из которых трое умерли в раннем возрасте.

Работал препаратором, лаборантом, старшим лаборантом ( -) в Физико-техническом институте, затем (1935-) - в отделе акустики Ленинградского электрофизического института. В 1937- заведовал лабораторией в Научно-исследовательском институте музыкальной промышленности. Занимался исследованиями в области акустики под руководством будущего академика Н. Н. Андреева . С 1940 - снова в ФТИ. В эвакуирован вместе с институтом в Казань , старший научный сотрудник (1941-). С конца 1930-х годов выполнял работы в области акустики для нужд противовоздушной обороны , продолженные в годы войны. По материалам этих работ защитил () кандидатскую диссертацию. В 1943 защитил докторскую диссертацию «О гидродинамическом звукообразовании и распространении звука в ограниченной среде».

Заведующий лабораторией (1943-1957) ФТИ. Профессор, заведующий кафедрой физики в Ленинградском станкоинструментальном институте ( -). Организовал кафедру экспериментальной ядерной физики в Ленинградском политехническом институте (1947) и заведовал ею до . С - научный руководитель проблемы создания промышленного производства в СССР «нового продукта»: организовал и возглавил Лабораторию исследования физико-химических свойств изотопов, разрабатывавшую технологию получения сырья для термоядерной промышленности (дейтерида лития). Заведовал созданной им кафедрой физики изотопов ЛПИ (1951-). Директор ( -) , заведующий астрофизическим отделом ФТИ ( -).

Научная деятельность

Награды и звания

• член-корреспондент АН СССР -
• 2 ордена Ленина - ,
• Сталинская премия I степени - , за выполнение важного задания Правительства
• Герой Социалистического Труда -
• орден Трудового Красного Знамени -
• Ленинская премия - , за усовершенствование химической технологии
• действительный член АН СССР -

Память

Напишите отзыв о статье "Константинов, Борис Павлович"

Примечания

Литература

• Богуненко Н. Н., Пелипенко А. Д., Соснин Г. А. Константинов Борис Павлович // Герои атомного проекта. - Саров: Росатом, 2005. - С. 198 - 199. - ISBN 5-9515-0005-2.
• Храмов Ю. А. Константинов Борис Павлович // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера . - Изд. 2-е, испр. и дополн. - М .: Наука , 1983. - С. 140. - 400 с. - 200 000 экз. (в пер.)
• Константинов Борис Павлович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.

Ссылки

• 15px . Сайт «Герои Страны ».
• на официальном сайте РАН
• (статьи и воспоминания о Б. П. Константинове)
• статья на сайте Петербургского института ядерной физики им. Б. П. Константинова

Отрывок, характеризующий Константинов, Борис Павлович

Как оказалось, не только моя мама была в ужасе от содеянного мною. Соседние мамы, услышав от своих детей о том, что произошло, начали требовать от них чтобы они держались от меня как можно дальше… И на этот раз я по-настоящему осталась почти совсем одна. Но так как я была человечком весьма и весьма гордым, то я ни за что не собиралась «проситься» к кому-то в друзья. Но одно – показать, а совсем другое – с этим жить.....
Я очень любила своих друзей, свою улицу и всех кто на ней жил. И всегда старалась принести каждому хоть какую-то радость и какое-то добро. А сейчас я была одна и в этом была виновата только сама, потому что не сумела устоять перед самой простой, безобидной детской провокацией. Но что ж было делать, если я сама в то время была ещё совсем ребёнком? Правда, ребёнком, который теперь стал уже понемногу понимать, что не каждый в этом мире достоин того, чтобы ему стоило бы что-то доказывать... А даже если и доказать, то это ещё абсолютно не значило, что тот, кому ты это доказываешь, тебя всегда правильно поймёт.
Через несколько дней я совсем физически «отошла» и чувствовала себя довольно сносно. Но желания зажечь огонь у меня больше не появлялось уже никогда. А вот расплачиваться за свой «эксперимент» пришлось, к сожалению, довольно долго… Первое время я находилась в полной изоляции от всех моих любимых игр и друзей. Это было очень обидно и казалось очень несправедливым. Когда я говорила об этом маме, моя бедная добрая мама не знала, что сказать. Она очень меня любила и, естественно, хотела уберечь меня от любых бед и обид. Но, с другой стороны, ей уже тоже понемножку становилось страшно оттого, что почти постоянно со мной происходило.
Это, к сожалению, было то «тёмное» время, когда ещё было «не принято» говорить открыто о подобных, «странных» и непривычных вещах. Всё очень строго сохранялось в рамках, как «должно» или «не должно» быть. И всё «необъяснимое» или «неординарное» категорически умалчивалось или считалось ненормальным. Честно говоря, я от всего сердца завидую тем одарённым детям, которые родились хотя бы на двадцать лет позже меня, когда все эти «неординарные» способности уже не считались каким-то проклятием, а наоборот – это стало называться ДАРОМ. И на сегодняшний день никто уже не травит и не посылает этих бедных «необычных» детей в сумасшедший дом, а дорожат ими и уважают, как одарённых особым талантом удивительных детей.
Мои же «таланты» в то время такого восторга ни у кого из окружающих, к сожалению, не вызывали. Как-то, несколько дней спустя после моего «скандального» приключения с огнём, одна наша соседка «по секрету» сказала маме, что у неё есть «очень хороший врач», который занимается именно такими «проблемами», как у меня и если мама хочет, то она с удовольствием её с ним познакомит. Это был первый раз, когда маме на прямую «посоветовали» упрятать меня в сумасшедший дом.
Потом этих «советов» было очень много, но я помню, что именно тогда мама была очень огорчена и долго плакала закрывшись в своей комнате. Она не сказала мне про этот случай никогда, но в этот секрет меня «посвятил» соседский мальчик, мама которого и дала моей маме такой драгоценный совет. Конечно же, ни к какому врачу меня, слава богу, не повели. Но я чувствовала, что своими последними «деяниями» я перешагнула какой-то «рубеж», после которого уже даже моя мама не в состоянии была меня понимать. И не было никого, кто мог бы мне помочь, объяснить или просто по-дружески успокоить. Я уже не говорю – чтобы научить…
Так я в одиночестве «барахталась» в своих догадках и ошибках, без чьей-либо поддержки или понимания. Что-то пробовала, что-то не смела. Что-то получалось, что-то – наоборот. И как же часто мне бывало просто-напросто по-человечески страшно! Честно говоря, я точно также всё ещё «барахталась в догадках» и до своих 33 лет, потому, что так и не нашла никого, кто мог бы хотя бы что-либо как-то объяснить. Хотя «желающих» всегда было больше чем нужно.
Время шло. Иногда мне казалось, что всё это происходит не со мной или, что это просто придуманная мною странная сказка. Но эта сказка почему-то была слишком уж реальной реальностью... И мне приходилось с этим считаться. И, что самое главное, с этим жить. В школе всё шло, как и прежде, я получала по всем предметам только пятёрки и у моих родителей (хотя бы уж из-за этого!) не было никаких проблем. Скорее наоборот – в четвёртом классе я уже решала очень сложные задачи по алгебре и геометрии и делала это играючи, с большим удовольствием для самой себя.
Также я очень любила в то время уроки музыки и рисования. Я рисовала почти всё время и везде: на других уроках, во время перерывов, дома, на улице. На песке, на бумаге, на стёклах… В общем – везде, где это было возможно. И рисовала я поче-му-то только человеческие глаза. Мне тогда казалось, что это поможет мне найти какой-то очень важный ответ. Я всегда любила наблюдать человеческие лица и в особенности – глаза. Ведь очень часто люди не любят говорить то, что они по-настоящему думают, но их глаза говорят всё… Видимо недаром их называют зеркалом нашей души. И вот я рисовала сотни и сотни этих глаз – печальных и счастливых, скорбящих и радостных, добрых и злых. Это было для меня, опять же, время познания чего-то, очередная попытка докопаться до какой-то истины... правда я понятия не имела – до какой. Просто это было очередное время «поиска», которое и после (с разными «ответвлениями») у меня продолжалось почти всю мою сознательную жизнь.

Дни сменялись днями, проходили месяцы, а я всё продолжала удивлять (а иногда и ужасать!) своих родных и близких, и очень часто саму себя, множеством моих новых «невероятных» и не всегда совсем безопасных, приключений. Так, например, когда мне исполнилось девять лет я вдруг, по какой-то, мне неизвестной причине, перестала есть, чем очень сильно напугала маму и расстроила бабушку. Моя бабушка была настоящим первоклассным поваром! Когда она собиралась печь свои капустные пироги, на них съезжалась вся наша семья, включая маминого брата, который жил в то время в 150 километрах от нас и, несмотря на это, приезжал специально из-за бабушкиных пирогов.
Я до сих пор очень хорошо и с очень большой теплотой помню те «великие и загадочные» приготовления: пахнущее свежими дрожжами тесто, всю ночь поднимавшееся в глиняном горшке у плиты, а утром превратившееся в десятки белых кружочков, разложенных на кухонном столе и ждущее, когда же уже настанет час его чудесного превращения в пышные пахнущие пироги... И бабушка с белыми от муки руками, сосредоточенно орудующая у плиты. И ещё я помню то нетерпеливое, но весьма приятное, ожидание, пока наши «жаждущие» ноздри не улавливали первых, изумительно «вкусных», тончайших запахов пекущихся пирогов…
Это всегда был праздник, потому что её пироги любили все. И кто-бы в этот момент не заходил, ему всегда находилось место за большим и гостеприимным бабушкиным столом. Мы всегда засиживались допоздна, продлевая удовольствие за «чаепитным» столом. И даже когда наше «чаепитие» заканчивалось, никому не хотелось уходить, как будто вместе с пирогами бабушка «впекала» туда частичку своей доброй души и каждому хотелось посидеть ещё и «погреться» у её тёплого, уютного домашнего очага.
Бабушка по-настоящему любила готовить и что бы она ни делала, это было необыкновенно вкусно всегда. Это могли быть сибирские пельмени, пахнущие так, что у всех наших соседей вдруг появлялась «голодная» слюна. Или мои любимые вишнёво-творожные ватрушки, которые буквально таяли во рту, оставляя надолго изумительный вкус тёплых свежих ягод и молока… И даже её самые простые квашеные грибы, которые она каждый год квасила в дубовой кадушке со смородиновыми листьями, укропом и чесноком, были самыми вкусными которые я когда-либо ела в своей жизни, несмотря на то, что на сегодняшний день я объездила больше половины света и перепробовала всевозможные лакомства, о которых, казалось бы, можно было только мечтать. Но тех незабываемых запахов одурительно вкусного бабушкиного «искусства» никогда не смогло затмить никакое, даже самое изысканно-рафинированое заграничное блюдо.
И вот, имея такого домашнего «чародея», я, к всеобщему ужасу моей семьи, в один прекрасный день вдруг по-настоящему перестала есть. Теперь я уже не помню, был ли для этого какой-либо повод или это просто произошло по какой-то мне неизвестной причине, как это обычно происходило всегда. Я просто начисто потеряла желание к любой мне предлагаемой пище, хотя никакой слабости или головокружения при этом не испытывала, а наоборот – чувствовала себя необычайно легко и совершенно великолепно. Я пыталась объяснить всё это моей маме, но, как я поняла, она была сильно напугана моей новой очередной выходкой и ничего не хотела слышать, а только честно пыталась заставить меня что-то «глотать».
Мне становилось очень плохо и от каждой новой порции принимаемой пищи рвало. Только лишь чистая вода принималась моим истерзанным желудком с удовольствием и легко. Мама уже была почти что в панике, когда к нам совершенно случайно зашла, наш тогдашний семейный врач, моя двоюродная сестра Дана. Обрадованная её приходом, мама, конечно же, тут же рассказала ей всю нашу «ужасную» историю о моём голодании. И как же я обрадовалась, когда услышала, что «ничего такого уж страшного в этом нет» и что я могу на какое-то время быть оставлена в покое без насильственного запихивания в меня еды! Я видела, что моя заботливая мама в это совсем не поверила, но деваться было некуда, и она решила оставить меня в покое хотя бы на какое-то время.

Родители учёного происходили из крестьян Костромской губернии. Отец, Павел Федосеевич Константинов (род. 1874), лет 14-15 отправился в Петербург на отхожий промысел. Поработав разносчиком в чайной торговле и подсобником в немецкой хлебопекарне, в 16 лет стал маляром. Работал десятником, впоследствии прорабом у подрядчика Корнилова. В 1900 вошёл в дело Корнилова как компаньон, затем стал самостоятельным подрядчиком строительных работ. Выполнял довольно значительные частные и государственные подряды и стал владельцем крупной недвижимости. Мать, Агриппина Петровна Константинова (род. 1876), урождённая Смирнова, в 19 лет вышла замуж и всю жизнь была домашней хозяйкой. Родила 8 сыновей и 4 дочерей, из которых трое умерли в раннем возрасте.

Борис Павлович родился в Санкт-Петербурге в 1910 году, девятым ребёнком в семье. Отец, образование которого ограничивалось лишь четырьмя классами школы, сумел привить детям интерес к знаниям; все девять доживших до взрослого возраста детей получили высшее образование. В шесть лет Борис умел читать и писать, и осенью 1916 отец отдал его в частную начальную школу, в которой он проучился до конца 1917. В начале 1918 семья переехала на родину родителей, в деревню. В 1919 отец умер от сыпного тифа, мать вела хозяйство при помощи детей. Борис участвовал почти во всех сельскохозяйственных работах с десяти лет. Зимой 1920-1921 жил и учился в Петрограде. С весны 1921 по лето 1922 учился в г. Галиче Костромской области сначала в школе 1-й ступени, а потом 2-й ступени. Осенью 1924 семья переехала в Ленинград.

В это время в Физико-техническом институте работал старший брат Бориса, Александр Павлович Константинов (1895-1945), позднее ставший одним из крупнейших радиотехников. Он был сотрудником лаборатории Л.С. Термена, занимаясь, в частности, созданием и внедрением системы охранной сигнализации банков и музеев. Свою трудовую деятельность Борис Павлович начал с 14 лет в качестве монтёра этой охранной системы. Одновременно он учился в Трудовой школе, которую окончил в 1926. Учился на физико-механическом факультете Ленинградского политехнического института (1926-1929). Был отчислен с четвертого курса за непролетарское происхождение, но смог продолжить работу в науке благодаря ходатайству А. Ф. Иоффе).

Работал препаратором, лаборантом, старшим лаборантом (1927-1935) в Физико-техническом институте, затем (1935-1937) - в отделе акустики Ленинградского электрофизического института. В 1937-1940 заведовал лабораторией в Научно-исследовательском институте музыкальной промышленности. Занимался исследованиями в области акустики под руководством будущего академика Н.Н. Андреева. С 1940 - снова в ФТИ. В 1941 эвакуирован вместе с институтом в Казань, старший научный сотрудник (1941-1943). С конца 1930-х годов выполнял работы в области акустики для нужд противовоздушной обороны, продолженные в годы войны. По материалам этих работ защитил (1942) кандидатскую диссертацию. В 1943 защитил докторскую диссертацию «О гидродинамическом звукообразовании и распространении звука в ограниченной среде».

Заведующий лабораторией (1943-1957) ФТИ. Профессор, заведующий кафедрой физики в Ленинградском станкоинструментальном институте (1945-1947). Организовал кафедру экспериментальной ядерной физики в Ленинградском политехническом институте (1947) и заведовал ею до 1951. С 1950 - научный руководитель проблемы создания промышленного производства в СССР «нового продукта»: организовал и возглавил Лабораторию исследования физико-химических свойств изотопов, разрабатывавшую технологию получения сырья для термоядерной промышленности (дейтерида лития). Заведовал созданной им кафедрой физики изотопов ЛПИ (1951-1964). Директор (1957-1967) Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе, заведующий астрофизическим отделом ФТИ (1963-1969).

Главный редактор журнала «Техническая физика» с 1959. Вице-президент Академии наук СССР (1966-1969), в 1968 возглавил Комитет по ядерной физике АН СССР. Ректор ленинградского университета научных знаний, член редакционного совета Большой советской энциклопедии. Депутат Верховного Совета РСФСР шестого-седьмого созывов (1963-1969).

Научная деятельность

Работы посвящены акустике, физической химии, физике изотопов, физике плазмы и проблеме управляемого термоядерного синтеза, астрофизике, голографии. В ФТИ им. А. Ф. Иоффе основал астрофизическую лабораторию и филиал ядерной физики (впоследствии ПИЯФ).

Награды и звания

• член-корреспондент АН СССР - 1953
• 2 ордена Ленина - 1953 ,1967
• Сталинская премия I степени - 1953, за выполнение важного задания Правительства
• Герой Социалистического Труда - 1954
• орден Трудового Красного Знамени - 1954
• Ленинская премия - 1958, за усовершенствование химической технологии
• действительный член АН СССР - 1960

Память

6 октября 2006 года в городе Кирово-Чепецке, к 60-летию градообразующего предприятия - Кирово-Чепецкого химического комбината, носящего имя Б. П. Константинова, был установлен и открыт памятный бюст.