Валерий Георгиевич Траугот (23 июня 1936, Ленинград - 5 октября 2009, Санкт-Петербург) - российский книжный график, участник творческого содружества Г. А. В. Траугот (с отцом Георгием и братом Александром). Член Союза художников России (с 1965 года), председатель бюро секции графики Союза художников Санкт-Петербурга.

Биография

Валерий Траугот родился в Ленинграде в семье художников Георгия Траугота и Веры Яновой. Фамилия его отца писалась как Трауготт, но он изменил её написание в конце 1920-х годов.

С 1941 года, на протяжении всей Великой Отечественной войны, вместе с другими детьми - В. Г. Петровым, Г. А. и О. А. Почтенными, В. В. Прошкиным, К. И. Суворовой, О. А. Скрыпко, был в эвакуации в селе Емуртла Упоровского района Тюменской области. Первым его учителем стал сопровождавший детей, раненый на Ленинградском фронте, скульптор Г. А. Шульц.

В 1945 году Валерий Траугот вместе с упомянутыми детьми ленинградских художников возвращается в Ленинград. С юности дружеские узы связывали В. Г. Траугота со скульптором О. А. Скрыпко, архитектором Е. П. Линцбахом, художником-фотографом Ф. Ф. Беренштамом, скульптором М. В. Войцеховским и очень многими другими - художниками, учёными, поэтами, артистами, музыкантами, издателями.

В 1948 году поступил учиться в СХШ при Академии художеств. Закончил СХШ в 1955 году. Позднее, в начале 2000-х написал воспоминания о времени своей учёбы в СХШ.

Своим основным учителем В. Г. Траугот всегда считал отца - Георгия Николаевича Траугота, отмечая, что в детские годы его художественным обучением занимался также друг отца, художник В. В. Стерлигов.

С 1955 года продолжил учёбу в Москве, в Суриковском институте (на отделении скульптуры).

В 1957 году перевёлся в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной, где учился на монументальном отделении у В. И. Ингала, закончил его в (1960).

Начал участвовать в общих выставках в 1955 году.

Первая персональная выставка «Тигры и кошки» прошла в Ленинграде в 1959 году - в квартире В. В. Стерлигова на Большом проспекте Петроградской стороны, д. 98.

Первая книга, проиллюстрированная братьями Траугот под руководством отца, и под общей подписью Г. А. В. Траугот, вышла в 1956 году.

В 1950-х начал вместе с братом работать в скульптуре малых форм. Вместе с А. Г. Трауготом им сделано несколько работ в фарфоре, выпущенных значительным тиражом в кооперативной артели «Прогресс» (Ленинградская область); первая модель - фарфоровая статуэтка «Клоун с собачкой» (роспись в двух вариантах - клоун в зеленом и чёрном костюме). По моделям А. и В. Трауготов производились тиражные фарфоровые фигурки, изображающие сказочных персонажей: «Чиполлино», «Папа Карло и Буратино» и «Мальвина с Артемоном». При создании этих произведений скульптурную часть работы, в большей степени выполнял Александр Георгиевич Траугот, роспись делал Валерий Георгиевич Траугот. С начала 1960- х гг. сотрудничал с ЛФЗ им М. В. Ломоносова.

Работал, преимущественно в книжной графике, станковой графике. Обращался также к круглой скульптуре, создавал живописные произведения.

В 1965 году вступил в ЛОСХ. С 1987 по 2009 год, до конца жизни, возглавлял бюро секции графики Союза художников, состоял в его правлении. Участник многочисленных выставок.

С 1985-го по 1993 год - главный художник издательства «Детская литература». С 2002 года возглавлял издательство «Царское село».

В 2005 году получил звание Заслуженного художника РФ.

В 2009 году написал воспоминания о художниках, с которыми дружил в течение жизни.

Жена - актриса Алла Андреева, сын - актёр Георгий Траугот (1965-2010), внучка - Александра Траугот.

Г. А. В. Траугот

Валерий Георгиевич начал работу в области детской книжной иллюстрации в 1956 году совместно с отцом и братом - под псевдонимом Г. А. В. Траугот.

Награды и выставки

На всероссийских конкурсах братья Трауготы получили более 30 дипломов, из которых 14 - первой степени (в том числе дипломами Комитетов по печати СССР и РФ за иллюстрации к сказкам Г.-Х. Андерсена). Художники регулярно участвуют в выставках книг и иллюстраций в России, Германии, Италии, Чехии, Словакии, Польше, Японии, Франции. Работы братьев А. и В. Трауготов находятся в музеях Москвы (в том числе в Третьяковской галерее), Санкт-Петербурга, Твери, Архангельска, Петрозаводска, Вологды, Иркутска, Красноярска, Рязани, Калининграда; за рубежом: в музее Андерсена в Одессе, в Японии, Германии, Чехии и др., а также во многих частных коллекциях в Европе, США, Израиле.

Братья Александр Георгиевич (р. 1931) и Валерий Георгиевич (1936-2009) Трауготы родились в Ленинграде. Учились в Средней художественной школе при Академии художеств. Валерий затем продолжил образование в Московском государственном художественном институте имени В. И. Сурикова (отделение скульптуры) и на факультете скульптуры Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной. Однако главными учителями Александр и Валерий считали родителей — художников Георгия Николаевича Траугота (1903-1961) и Веру Павловну Янову (1907-2004). «Папа полагал, что если человек не работает 18 часов, то это уже безнадежный лентяй, о котором нечего и говорить. „У художника, — любил повторять он, — должно быть два состояния: или работает, или спит“. Мы воспитывались в атмосфере очень большого уважения к количеству труда», — вспоминает Александр Георгиевич.

Александр и Валерий увлеченно занимались скульптурой, живописью, станковой графикой. Но, пожалуй, больше всего творческих сил художники вложили в книжную графику. Первые книги задумывались и создавались совместно с отцом — отсюда и коллективный псевдоним Г. А. В. (Георгий, Александр, Валерий) Траугот. После трагической гибели Георгия Николаевича сыновья решили сохранить его имя в общей подписи. «Со временем мы лучше понимаем уроки отца, — рассказывали братья Траугот. — И для нас он совершенно не умер, потому что теперь глубже осознаешь то, что он говорил. Главное — что мы по-настоящему верим в такое коллективное творчество. Не в том смысле, что над каждым рисунком непременно нужно работать всем вместе, а в том, что мы некая группа, обладающая способностью понимать друг друга, и можем сообща трудиться в искусстве. С этим связаны для каждого из нас очень важные нравственные изменения. И прежде всего — скромность, сознание, что один — не можешь…»

Первая книга, которую проиллюстрировали Трауготы, — «686 забавных превращений» — вышла в 1956 году. С тех пор художники оформили еще около двухсот книг. Это иллюстрации к произведениям Гомера и Апулея, Овидия и Перро, Шекспира и Гофмана, братьев Гримм и Гауфа, Петефи и Ростана, Метерлинка и Киплинга, Пушкина и Чехова, Куприна и Булгакова, Гоголя и Аксакова. Но самой востребованной книгой в оформлении братьев Траугот оказались сказки Андерсена. Ведь они переиздавалась семнадцать раз, а их общий тираж превысил три миллиона экземпляров!

Александр и Валерий Трауготы — заслуженные художники России. На всероссийских конкурсах мастера получили более тридцати дипломов, четырнадцать из них — первой степени (в том числе дипломы Комитетов по печати СССР и РФ за иллюстрации к сказкам Андерсена). Принимали участие в выставках книг и иллюстраций в России, Германии, Италии, Чехии, Словакии, Польше, Японии, Франции.

Работы Г. А. В. Траугот находятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Эрмитаже, Музее Андерсена в Оденсе, в многочисленных музейных и частных собраниях России, Японии, Германии, Чехии и других стран. В 2014 году Александр Георгиевич Траугот стал лауреатом премии Президента РФ в области литературы и искусства.

Валерий и Александр Трауготы. Автопортрет. 2012

«Легенды о великой любви» в иллюстрациях Г.А.В. Траугот

13 января 2015

В издательстве "Студия "4+4" принята умная, щепетильная работа с иллюстрацией и макетом вплоть до исторической реконструкции, если понадобится. Так издавались рисунки Калиновского к обеим «Алисам» и Трауготов - к «Счастливому концу». Новая книга «Легенды о великой любви» вновь посвящена искусству Г.А.В. Траугот, отца и сыновей - художников Георгия Траугота, Валерия и Александра Георгиевичей. Их графика определила лицо книжной культуры для нескольких поколений. И теперь, когда на свете остался один Александр Траугот, иллюстрации по-прежнему подписаны тройным инициалом.

Любовные переживания героев легенд и романов средневековой Европы стали детским чтением, благодаря деликатному переложению Софьи Прокофьевой. В ее пересказе истории Тристана и Изольды, Лоэнгрина, Лорелеи, принцессы Мелисанды предстали невинными романтическими сказками. Между тем, иллюстрации Трауготов совершенно универсальны и не различают возрастов - у души нет возраста , говорит Александр Георгиевич. Тем же летящим невесомым пером были исполнены рисунки для эротических шуток Овидия в его «Науке любви» и для громоздких насмешек Гофмана над трезвым умом. Та же прозрачность мирских и житейских материй обнаруживается в иллюстрациях к Гоголю, будто Диканьку и Миргород подбросили в воздух, и те неспешно завертелись, сами себе планета.

Специально для этой книги издатель Дмитрий Аблин поговорил с Александром Георгиевичем Трауготом. С его любезного разрешения публикуем этот фрагмент и иллюстрации в нашей коллекции.

Софья Прокофьева. Легенды о великой любви. Студия "4+4". 2014

Мы с Софьей Леонидовной Прокофьевой решили сделать подборку из великих средневековых легенд именно о любви. При этом, мне кажется, она смогла придумать, как донести столь сложный материал до детей. Ведь знание и понимание этих сюжетов, проходящих через всё искусство и культуру, важны с довольно раннего возраста. Александр Георгиевич, каковы Ваши впечатления от замысла этой книги?

— Книга меня очень порадовала! У нас с братом, кстати, никогда не было детских книг. Мы читали серьёзные произведения с самого детства, Диккенса, например. Брат в девять лет знал наизусть исторические хроники Шекспира и декламировал замечательно. Настолько это было смешно: малыш такой, но очень серьёзный!

А легенды Прокофьева очень изящно пересказала. Она нашла какой-то ключ: ей удалось сделать так, что эти вещи сохранили всю свою серьёзность, но при этом они вполне детские и сохранили самое важное, что нужно в любом возрасте, — исчезающий ныне романтизм. Сейчас детям, кажется, негде прочитать про то, как принц падает на колени и говорит: «Я полюбил тебя с первого взгляда!» Так вот, я хотел бы, чтобы люди всех возрастов, в том числе и моего возраста, услышали о любви именно в таком романтическом ключе.

Думаю, что все современные люди немножко находятся в тюрьме практицизма, в тюрьме, где все мечты невероятно коротко обстрижены. И в этом смысле для меня романтизм — то, что противоположно практицизму, который является причиной упадка искусства. В моём детстве, а я рос среди художников, всё время велись настоящие споры об искусстве. Не было ясно, кто великий, кто — нет. Не знаю, может, я оторван от жизни молодых людей, может, споры существуют и теперь, но по моим впечатлениям сейчас всё сводится к уважению к стоимости. Если что-то дорого ценится, то заканчиваются все сомнения…

Великие художники умирали в нищете, а бездарности процветали во все времена, и никто не считал их великими. Даже в моей молодости огромным уважением среди художников пользовались люди, не имевшие званий. Просто это были очень уважаемые мастера. А вот таких, которые получали многократно премии, вообще ни во что не ставили. Было высокомерное отношение к официальным художникам.

Без романтики, без романтизма жизнь мелеет. Получается мелкий ручей, иногда просто стоячая мелкая вода… Поэтому я надеюсь, что эту книгу прочтут, и хотя бы немногим она что-то даст. Даже один человек — это уже очень много… «Легенды о великой любви» — очень нужный сборник, и важно, чтобы он был интересен. Думаю, мои рисунки помогут украсить эту книгу, в которой многое сказано, но не всё может быть увидено. И в этом смысле художник что-то даёт.

Скорее всего, в дальнейшем вообще будут существовать только книги с картинками. Где-то у Анатоля Франса (а он был библиофилом) я встречал насмешки над собирателем, который покупал книжки без картинок за один франк, а с картинками — за два. И Франс его презирал… Но сейчас, конечно, собирателям интересны только иллюстрированные издания, потому что информативную часть берёт на себя техника, которая будет всё совершеннее и совершеннее.

Мне тоже так кажется. Книга — это не просто текст и рисунки, это отдельное произведение искусства, сложносочинённая структура — как организм, как творчество…

— Мне нравится, когда иллюстраций много. Думаю, читателя к этому нужно приучать. Шарль Перро писал в предисловии к своим сказкам о том, что некоторые считают, что книга у него перегружена рисунками. На это он очень обоснованно отвечал, что если он угощает, а кто-то что-то не ест, то это не так важно. Я думаю, что количество картинок будет всё больше и больше расти. И это не страшно, люди привыкнут к этому.

Думаю, что появятся самые удивительные формы книги. Вот, к примеру, как тогда, когда книга была рукописной. В библиотеке Академии наук есть Евангелие, которое весит, по-моему, килограммов двадцать пять, его практически невозможно поднять. Художник, видимо, всю жизнь делал одну книгу. В конце он снабдил её своей молитвой, молитвой трудолюбца, и предостережением об особом с ней обращении…

Как Вам кажется, для многих ли людей важна тема нашей книги? Ведь влюблённость и романтизм присущи только некоторым людям в определённом возрасте.

— Нет, я не согласен, что в определённом возрасте! Дон Кихоту было семьдесят лет, когда он отправился странствовать. Душа не имеет возраста! Если душа жива, то нет и старости. Я как раз порицаю русскую традицию, которая идёт от Пушкина (а у Пушкина это от Байрона), — запирать человека в тюрьму молодости. Вот это знаменитое: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы…» — а что потом?

Ложнгрин, или Рыцарь Лебедя

Александр Георгиевич, позвольте вернуться к разговору о «Легендах». Вы к каждой книге стараетесь найти индивидуальный подход, какую-то особую манеру? Для нашего издания Вы придумали что-то новое или воспользовались каким-то своим фирменным приёмом?

— Я надеюсь, что есть и новое. Правда, в работе всегда отталкиваешься от того, что делал перед этим. Из последнего мы делали книгу о Паганини на чёрном фоне, потом о Россини, там синий цвет, а вот для «Легенд» меня потянуло увидеть что-то белое. Просто белая бумага — это ещё не белое. Когда я думал о «Легендах», то представлял, как их будут читать девочки…

А мальчики, что, не будут?

— Ну, и мальчики. Но вообще искусство всегда сначала воспринимают женщины. Потому что мужчина с юности занят карьерой, добыванием денег. Хотя сейчас есть и женщины деловые… Но всё-таки мужчина больше связан с делом. А искусству нужна какая-то праздность. Я пытаюсь представить, как девочки смотрят на свадьбу, чтобы увидеть белое, чтобы книга была как в подвенечном платье.

Лоэнгрин, или Рыцарь Лебедя

Мне очень нравится сама идея этого издания. Я сказал о девочках, которые будут её читать, но мальчики тоже должны знать об этом. Собственно, осуществление личности — только в любви, и уникальность личности только в любви, потому что всё остальное не уникально. Любовь — это дар! Далеко не всем он дан, но хотя бы понимать, что это дар, и мечтать о нём — уже очень много.

Александр Георгиевич, а какие у Вас самые любимые книги?

— Мне трудно ответить, потому что любишь больше всего то, что сейчас делаешь.

То есть «Легенды о великой любви»?

— Да… Да!

Флор и Бланшефлор

Флор и Бланшефлор

Флор и Баншефлор

Мелисанда, или Рыцарь мечты

Лоэнгрин, или Рыцарь Лебедя

Лорелея, или Скала Лоры

См. также

"Три мушкетера", 170 лет

О горилке за столом Атоса и о том, что салом книгу не испортишь

Фрагмент о том, как человеческие чувства менялись в веках, а книжный рыцарь стал реальностью

Лирические заметки с выставки Анатолия Кокорина - художника, не мучившего бумагу

Все материалы Культпросвета Долгоиграющее

Несколько взглядов на собор Парижской Богоматери

В красках и судьбах, а также в химерах, гаргантюа и пантагрюэлях

Тихон Пашков , 17 апреля 2019

Из фотоальбома "Бутафорское счастье"

О неизбежных поворотах судьбы и о счастье быть дикарем

Наталья Львова 16 апреля 2019

Десять картин с бородатыми мужчинами и женщиной

О знакомых незнакомцах

Людмила Бредихина 27 марта 2019

Марлен Хуциев. Пейзаж с героем

Из книги "Живые и мертвое"

Евгений Марголит 19 марта 2019

Николай Носов, писатель без бормотографа. 110 лет

Лидия Маслова 23 ноября 2018

Десять картин с собаками

Охотники Брейгеля, часовой Фабрициуса, мопс Хогарта, вериги из Переславля-Залесского

Людмила Бредихина 15 марта 2018

Люди поля: Шукшин и Феллини

Значит, будем жить! О клоунах алтайском и римском, о легкомыслии и победе жизни над "правдой жизни"

Сказочников никогда не было много. 86-летний Александр Георгиевич Траугот — последний из оставшихся. Всю жизнь он создает книжки для детей

Волшебные акварели к сказкам Перро, Андерсена, Гауфа, подписанные "Г.А.В. Траугот", стали входом в магический и великий мир литературы для многих поколений. Три первые буквы — это Георгий, Александр и Валерий Трауготы — отец и два сына. Самые страшные карлики и красноглазые людоеды, самые загадочные принцессы, самые волшебные замки — все это на акварелях Траугота.

Дом Александра Траугота в Санкт-Петербурге — культовое место (кто только здесь не бывал!) и одно из самых недоступных для любопытствующих. Кажется, время здесь остановилось еще век назад. Траугот верит, что ручная муха, которая у него живет, умеет читать книги, и считает своим другом кота Бенедикта...

— Александр Георгиевич, в вашем творческом псевдониме зашифровано и имя вашего отца...

— Мой папа, Георгий Николаевич Траугот, поступил в Академию художеств в 21-м или 22-м году. Американская благотворительная организация АРА выдавала каждому студенту чашку какао и булочку, но отец был слишком, на их взгляд, румяный и цветущий. Поэтому, чтобы получить эту же булочку, он должен был рубить дрова. С отцом учился брат моей матери, Константин Янов. Как-то отец зашел к нему и поразился, увидев его младшую сестру: "Если бы у меня была такая сестра, я бы каждый день дарил ей цветы!" — сказал он. "Дари!" — сказал Костя. Так и случилось — они поженились. Мама, хотя и училась в Институте гражданских инженеров, тоже стала художницей, хотя и никогда не выставлялась. Если есть друзья, которых ты любишь и уважаешь и они тебя поддерживают, то совсем не нужно, чтобы признавала огромная аудитория.

Мы жили в коммунальной квартире на Большой Пушкарской вместе с бабушкой и дедушкой. Этот дом был необычный. До революции он принадлежал маминой семье, а строил его молодой архитектор Митрофан Фомичев. Он там накрутил сфинксов, нимф — это был его первый дом. Не все в нем сохранилось: кое-что потом с фасада пропало, а в 1917-м и в 1942-м в дом попадали снаряды...

— Вы всю жизнь иллюстрируете детские сказки. Видимо, это любовь из детства? Что вы в детстве читали?

— Я должен поспорить. Никаких детей нет. Все люди — дети. И даже с высоты своего возраста могу сказать: человек остается ребенком всегда.

А во времена моего детства детских книг не было, читали взрослые. Мой младший брат, например, уже в 9 лет читал наизусть отрывки из пьес Шекспира. Что еще делали?

В музеи ходили мало до войны, да и работали все много. Но такие походы запоминались. Эрмитаж и Русский музей отличались входом: каждому посетителю дверь открывал швейцар. А с моим отцом швейцар даже здоровался.

— Ваша семья всю блокаду была в Ленинграде. Только младшего брата удалось эвакуировать с детским садом. Я знаю, что вы сами чуть не умерли от голода. Как вы вспоминаете те дни?

— Во время блокады одни проявляли благородство, другие стали зверьми. Может быть, это детский острый взгляд. В очереди за хлебом нередко люди падали. В декабре 1941-го так упал мой отец, и у него украли карточки — он держал их в руке, потому что положить эту драгоценность в карман было нельзя. Мы остались без хлеба. Мама взяла меня за руку и повела к тете. Тетя была военным врачом, 480-й особый саперный батальон. Мы шли через весь город, отдыхая по пути в пустых трамваях. Трамваи же остановились где попало. Когда мы пришли, мама сказала тете: "Я хочу оставить вам Шурика, иначе он умрет". Так я остался жив.

Мы довольно-таки скоро перестали обращать внимание на бомбардировки. Сначала каждую тревогу ходили в бомбоубежище. Потом просто спускались в квартиру к соседям на первый этаж. Часто при бомбежках читали вслух, например Честертона "Человек, который был Четвергом". И в это время все качалось, мы слышали, как рядом падают бомбы. А мы жили как будто в двух мирах: реальном и мире Честертона... Перед окнами квартиры, где мы отсиживались, сейчас пустырь. И в войну был пустырь. В мае 1942-го начались занятия в школе, и нас послали копать огород на этот пустырь. Это было страшно, потому что мы часто натыкались на обрубки человеческих ног и рук...

Во время блокады напротив Эрмитажа стояла баржа, там была баня. Очень сложно было получить туда талон. И вот мы с отцом в 42-м году, в самое тяжелое время, почти в темноте с керосиновыми фонарями там мылись.

Отца поманил командир. Он сидел в бане в форме, видимо, был начальником. Поманил и сказал: "Ну вы и страшненькие". А однажды какой-то красноармеец, увидев меня с мамой, дал нам по куску хлеба с салом. И сказал моей маме: "Я хочу, чтобы вы это съели при мне. Потому что вы, может быть, кому-то отдадите". Это неизвестный человек, которого я всегда помню.

И вот Печковский поет арию Германа, обращаясь к портрету Сталина: "Что верно — смерть одна. Кто ей милей из нас, друзья. Сегодня ты,— на Сталина указывает,— а завтра я..." По залу прокатился вздох

— Вы учились в художественной школе в конце 1940-х. Для искусства это было мрачное время, даже третий этаж Эрмитажа с импрессионистами был закрыт. В вашей семье говорили об этом искусстве?

— Я поступил в школу при Академии художеств в 1944-м. Здание было частично разрушено бомбой, было очень холодно. Преподаватели и ученики плохо знали современное искусство. Ван Гог, Матисс — это было малодоступно. А у отца была библиотека, и еще в 30-е годы можно было получать иностранные журналы. Отец выписывал Cahiers d`Art. Так вот я как-то принес в школу репродукцию Матисса — портрет мальчика в розовой рубашке и зеленых штанах на желтом фоне. Надо сказать, у нас в школе никогда не было драк, но один мальчишка, когда увидел эту репродукцию, бросился на меня с кулаками. Такое у него было потрясение. Он был возмущен: эта репродукция опрокидывала многое из того, что он любил...

— В послевоенное время люди остерегались компаний, в гости ходили лишь к родственникам — боялись доносов. Вокруг вашей семьи много было осведомителей?

— Осведомителей было легко отличить. У нас были друзья из театра Образцова, они рассказали, что одна дама у них служит по совместительству в НКВД. Но показывать, что они это понимают, было нельзя, чтобы не вспугнуть, чтобы не вызывать подозрений. У осведомителей были свои правила: они всегда приходили без предварительного звонка по телефону, всегда по праздникам.

Как-то мы идем компанией, разговариваем о цвете, о колорите. Белая ночь. И видим: собрались дворники, все в белых передниках. Тогда у каждого дома всю ночь дворник дежурил, ворота запирались. А я говорю: "Как пингвины, очень красиво". Вдруг появляется милиционер, и нас забирают в участок. Начальник милиции спрашивает: "Какими языками владеете?" Оказывается, дворники сообщили милиции, что мы говорим на иностранном языке. Потому что употребляли непонятные им слова — кобальт, ультрамарин...

— Известно, что вы были знакомы со "всем Ленинградом". Неизбежный вопрос про Ахматову: были ли вы дружны?

— У нас было много общих знакомых. Мы, конечно, знали ее стихи, но знакомиться не было нужды. Это все равно что с Фетом знакомиться.

А вот сына Ахматовой, Льва Николаевича Гумилева, я знал много лет. В конце 1940-х отец писал панно в Этнографическом музее и там познакомился со Львом Николаевичем. У него была постоянная проблема — никуда не брали на работу. Моя тетушка-психиатр устроила его в библиотеку психиатрической больницы. Он, конечно, человек талантливый, но раненный тем, что он сын великих родителей. Нервный, очень самолюбивый. Помню, как встретил его на концерте певца Николая Печковского, дело было еще до ХХ съезда. Печковский только что вернулся из лагеря, влез в свой старый фрак. Зал был забит, и все бывшими сидельцами, Гумилев сидел в первом ряду. Напротив сцены висел большой портрет Сталина на красном фоне. И вот концерт начался. Более всего Печковский был знаменит в роли Германа в "Пиковой даме". И он поет арию Германа, обращаясь к портрету: "Что верно — смерть одна. Кто ей милей из нас, друзья. Сегодня ты,— на Сталина указывает,— а завтра я..." По залу прокатился вздох.

— Вы иллюстрировали Перро. Изображали прекрасную Францию, не бывая там. По старинным гравюрам?

— Я очень долго не хотел ехать во Францию вообще. Мне казалось, что нет уже той Франции, что мой мир будет разрушен. Но когда приехал, не разочаровался. Для меня Париж и Петербург связаны.

Я вспоминаю слова художника Ивана Яковлевича Билибина. Он, эмигрировав, жил во Франции, жил материально трудно. Ему говорили, что надо ехать в Америку. На что он отвечал: русский художник должен жить в Париже или Петербурге.

— Ваша жена Элизабет — француженка. Как вы с ней познакомились?

— Это романтическая история. Прилично ли ее рассказывать?.. Мне было около 25 лет. Я пришел в Эрмитаж — что-то лепил и хотел посмотреть одну скульптуру. Элизабет, идите сюда! Я как раз рассказываю о нашем знакомстве... Смотрю — группа школьниц-француженок. И вижу в профиль одну девочку с толстыми щеками. Эта картина как будто застыла у меня перед глазами. И я сам себе говорю: "Почему ты на нее смотришь?" Прошло много лет. После окончания Сорбонны Элизабет отправили по обмену преподавать русский язык в Ярославле. Она захотела поехать в Ленинград, и знакомые дали адрес моего брата. Так я познакомился с той девочкой, профиль которой остановил меня в Эрмитаже в 25 лет. Поженились мы уже в Париже. Я тогда купил новые ботинки, а в мэрии на Монпарнасе лестницы были деревянные и начищенные. Я поскользнулся и покатился вниз. Боялся, что это плохая примета. Обошлось...

— Вы сами никогда не хотели писать сказки?

— Когда я вижу лист бумаги, фарфоровую белую тарелку, холст, мне так естественно взяться рисовать, что уже трудно заставить себя писать...

Беседовала Зинаида Курбатова

Братья Александр Георгиевич Траугот и Валерий Георгиевич Траугот - заслуженные художники России, наиболее известные книжные графики Ленинграда 60 - 90-х. Родились в Ленинграде в семье художников. Главным учителем считают отца, Георгия Николаевича Траугота (1903 - 1961). Первые книги создавались и задумывались совместно с отцом — отсюда коллективный псевдоним «Г. А. В. Траугот».

Мое знакомство с Валерием Георгиевичем началось в 2003 с просьбы сделать к первому дню рождения дочери четыре картинки к «Принцессе на горошине» (в дальнейшем на основе этой серии появилась на свет замечательная библиофильская книжечка, изданная московским собирателем С. Серовым). В 2003 - 2004 принимал активное участие в выставочной деятельности Валерия Георгиевича, предоставляя на экспозиции ранее приобретенные работы из античного цикла (Гомер, Овидий, Апулей) и иллюстрации к О. Бергольц (II Международная ярмарка "Невский книжный форум" в Ледовом дворце (2003), Выставка к 300-летию СПб в ЛОСХе (2003), Персональная выставка в Царском Селе). С Александром Георгиевичем познакомился позднее в 2006 на презентации в Эрмитаже книги «Мастер и Маргарита» вышедшей в издательстве Вита Нова с их иллюстрациями. И в том же 2006 в библиотеке им.М.Ю. Лермонтова состоялась выставка «Классики петербургской иллюстрации Г.А.В. Траугот» из коллекций Вита Новы и К. Авелева. К выставке был напечатан иллюстрированный буклет (фото справа). АК

Гомер «Илиада. Одиссея»
Рисунки Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание в двух томах (футляр).
Изд-во «Светлячок», СПб, 2001. Тираж 5 000 экз.

Работа над иллюстрациями продолжалась два года, ей предшествовал долгий подготовительный период. По своей пластической остроте и артистической непринужденности эти композиции напоминают античные сюжеты в графике Пикассо и Матисса. <…> в этом цикле можно узнать многие характерные особенности графической манеры художников: размывание контуров фигур, совмещение на одном рисунке разных фаз движения героя, «прозрачность» предметов, их проницаемость для взгляда.
Трауготы работают черной тушью и акварелью, комбинируя тонкий перовой рисунок с жирными линиями, нанесенными кистью и размывками моделирующими объемы. В некоторых композициях благодаря использованию техники монотипии создается эффект патины, покрывающий древние изваяния.

ИЛЛЮСТРАЦИИ
1999 - 2000, ГАВ Траугот

художники :
год : 1999 - 2000
техника : тушь, акварель

название :
размер изображения (бумаги) :
цена :

1. Гомер «Одиссея», Песнь третья, заставка (стр.43)
11,5 x 13 (21 x 18) cm
продано

2. Гомер «Одиссея», Песнь шестая, иллюстрация (стр.112)
17 x 13 (19,7 x 14,7) cm
20.000 руб

3. Гомер «Одиссея», Песнь четвертая, концовка (стр.91)
10,5 x 10 (22 x 19) cm

рисунки Г.А.В. Траугот на www.сайт?

провенанс : * - работа №1 воспроизведена в альбоме-монографии «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот», 2011, стр. 234

Гомер «Илиада. Одиссея» Изд-во «Светлячок», СПб, 2001, стр. 43, 91, 112
Изд-во Вита Нова , СПб, 2011, стр. 234

ВАРИАНТЫ ИЛЛЮСТРАЦИИ
1999 - 2000, ГАВ Траугот

художники : ГАВ Траугот [ GAV Traugot ]

название, год :
цена :

1. Гомер «Илиада. Одиссея», вариант иллюстрации, 1999 - 2000

продано

2. Гомер «Илиада. Одиссея», вариант иллюстрации, 1999 - 2000
монотипия, акварель 29,6 х 20,8 cm
15.000 руб

иллюстрации Г.А.В. Траугот на www.сайт?

Завершив работу над двухтомником Гомера, художники не расстались с античной темой и обратились к классикам римской литературы. В 2002 году в калининградском издательстве «Янтарный сказ» вышли поэма Овидия «Наука любить» и роман Апулея «Золотой осел» с рисунками Трауготов.

Апулей «Золотой осел» Иллюстрации Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание в двух томах.
Изд-во «Янтарный сказ», Калининград, 2002. Формат 70х90 1/64.

Овидиевский и апулеевский циклы выполнены в одинаковой технике перового рисунка с акварельной подцветкой, в сходном стилистическом ключе, но между ними существует и существенные различия, особенно очевидные в выборе цветовой гаммы.

Покорный, многострадальный осел вызывает неизменные симпатии художников, воспринимается ими как полноценный лирический герой: он трогателен, исполнен наивной грации, его унылая фигура то и дело мелькает в иллюстрациях, заставках и концовках, водружается на постамент, оплетается цветочными гирляндами. Этот образ даже имеет конкретного прототипа. «Мы нашли в зоопарке серебристого ослика, навещали его, делали рисунки с натуры. Это было изумительно…» - вспоминали Трауготы.
Д.В. Фомин (Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот, 2011)

художники : Г.А.В. Траугот [ G.A.V. Traugot ]
год : 2002
техника : акварель

название :
размер изображения (бумаги), :
цена :

1. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.240
22 x 17 (27 x 20) cm
ПРОДАНО

2. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.311
19,5 x 15 (27 x 20) cm
25.000 руб

3. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.291
11,7 x 8,7 (16,5 x 15) cm
50.000 руб

графику Г.А.В. Траугот на www.сайт?

провенанс : приобретено у В.Г. Траугота в 2003
Работа №3 воспроизведена в альбоме-монографии «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот», 2011, стр. 251

выставки & публикации :
Выставка «Классики петербургской иллюстрации Г.А.В. Траугот», Библиотека им.М.Ю. Лермонтова, СПб, 2006
Л.С. Кудрявцева Д.В. Фомин «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот» Изд-во Вита Нова , СПб, 2011, стр. 251

Публий Овидий Назон «Наука любить»
Оформление и иллюстрации Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание. Футляр.
Небольшая часть тиража в цельнокожаном переплете с золотым обрезом по верхнему краю.
Изд-во «Янтарный сказ», Калининград, 2002. Формат 70х901/64

цена : 100 EUR

«Наука любить» 2002 года - изящное миниатюрное издание почти квадратного формата. На верхней крышке коричневого переплета золотом оттиснуты сплетенные в объятиях фигуры влюбленных <перекочевавшие из предыдущего цикла к Гомеру. АК >.
Изящные контурные рисунки пером, передающие стремительность движений героев, пылкость их темпераментов, подсвечены тончайшими переливами акварели. <…> Иллюстраторы пытаются постичь пластическую природу античной чувственности. Они воссоздают атмосферу целой эпохи, не отличавшейся, как известно, скромностью и целомудрием, обращаются к культуре, во всех сферах которой эротика играла исключительную роль.
Д.В. Фомин (Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот, 2011)

художники : ГАВ Траугот [ GAV Traugot ]

название, год :
техника, размер бумаги :
цена :

1. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.214), 2001
монотипия, акварель 29,6 х 20,5 cm
15.000 руб

2. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.90), 2001
монотипия, акварель 29,6 х 20,8 cm
ПРОДАНО

3. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.207), 2001
тушь, перо, акварель 29,1 х 20,9 cm
20.000 руб

4. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.179), 2001
монотипия, акварель 27,2 х 20,9 cm
15.000 руб

художники : Г.А.В. Траугот [ G.A.V. Traugot ]
год : 2000
техника : монотипия, акварель
размер бумаги : 39,9 х 29,5 cm

название :
цена :

1-2. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.236) + вариант
70.000 руб

3-4. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.191) + вариант
70.000 руб

провенанс :
иллюстрации приобретены у В.Г. Траугота в 2003
варианты приобретены у М.А. Вершвовского в 2013