Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Мне не очень нравится, когда атеисты говорят, что все это обман, никто не может знать этого наверняка. И я не верю тем » верующим» котрые » убивают» (как в давние времена) так называемых «еретиков», но думаю многие согласятся, что если бы люди соблюдали божьи законы, то жизнь была бы куда лучше. Так что я считаю что религия это очень даже хорошо.

Я атеист причем активный так что еще и антихрист.Я лично против религии там всех обманывают!

В чем то были мудрее, в чем то наоборот. Предки, такие же люди обыкновенные, как и мы, и ошибки совершали, и высот достигали… К религии я нейтрально отношусь, так уж вышло что мама русская христианка, а папа татарин мусульманин… Вот я и зависла между религиями) но я одно для себя решила — Бог един у всех религий, только посланники разные — Иисус, Аллах, Будда… но тем не менее все они исполняли одну…

Вопросы о природе веры

Что Вы называете верой?

В обыденном языке мы можем использовать глагол “верить” в двух значениях – “верить каким-либо известиям, каким-либо словам” или “верить кому-то, относиться с доверием к определенному человеку”. В христианской вере присутствуют оба этих значения – христиане верят посланию, выраженному в Библии, и христиане верят Богу как личности.
Христианская вера – это ответ Богу, который открылся людям и обратился к ним со Своим словом. Иисус Христос, конкретная историческая личность, человек, Который жил и проповедовал в Палестине первого века, был распят на Кресте, умер и воскрес из мертвых, в Библии назван Словом Божиим. Это означает, что Бог открылся людям, открылся полным и исчерпывающим образом, в личности и деяниях Иисуса Христа.
Приверженцы нехристианских верований или неверующие люди могут выражать почтение к…

В данной статье мы постараемся разобраться с вами в том, что такое вера. Рассматривать понятие мы будем не только с точки зрения религии и теологии, но и как результат исследования ученых.

Вера – это одна из основ самоидентификации и существования человека в обществе, поэтому более точное понимание этого феномена просто необходимо каждому.
Читайте далее, и вы узнаете, что думают о необходимости веры сторонники разных религий, а также социологи, психологи и другие исследователи.

Этимология и классическое значение термина

Прежде чем говорить об определении этого феномена, давайте остановимся на этимологии слова «вера». Значение ученые видят в созвучном прилагательном из латыни. В этом древнем языке «verus» обозначало «правдивый, истинный». Слова со схожим звучанием и значением есть и в древнеирландском, и в древневерхненемецком языках.

Теперь давайте поговорим о том, что такое вера для среднестатистического человека, который не вдается в тонкости…

1). 99 % православных даже не подозревают, что христиане, евреи и мусульмане верят в одного бога. Зовут его Элохим (Аллах).Несмотря на то, что у этого бога есть название, имени собственного у него нет. То есть, слово Элохим (Аллах) -– просто означает «бог».2). Некоторые православные даже не догадываются, что к христианам относятся все люди, которые верят, что Иисус существовал. И католики, и протестанты, и православные.Но на сегодняшний день нет ни одного достоверного подтверждения существования Иисуса, однако Магомет был исторической личностью.3). Мифический Иисус был иудеем по вере и евреем по национальности. Умные евреи, которым не давало покоя, что еврейской паствой рулят только кланы коганов и левитов, решили отпочковаться и создать свою контору, которую впоследствии назвали «христианством.»4). Любая религия имеет целью своего существования всего две вещи. Их следует помнить, кто бы вам какой лапши на уши не вешал.Первая – это обогащение.Вторая – обыдление Обогащаются…

Полемика и апологетика

Самым ранним дошедшим до нас подобным святоотеческим произведением является «Разговор с Трифоном иудеем» святого Иустина Философа. Святой отец утверждает, что силы Святого Духа перестали действовать у иудеев с приходом Христа (Триф. 87). Он указывает, что после пришествия Христа уже больше не было у них ни одного пророка. Вместе с тем святой Иустин подчеркивает продолжение ветхозаветных действий Святого Духа в новозаветной Церкви: «К нам перешло то, что прежде существовало в вашем народе (Триф. 82)»; так что «можно видеть среди нас и женщин, и мужчин, имеющих дары от Духа Божия» (Триф. 88).

Тертуллиан († 220/240) в работе «Против иудеев» обосновывает Божественность Христа через пророчества Ветхого Завета, чудеса Нового…

Отцы Церкви учили нас, что Сократ и другие мудрецы античности были христианами до Христа, что все истинное и прекрасное, что есть в христианстве, и тогда уже незаметно, диффузным образом, проникало в сознание людей и уже жило в мире. Все это была подготовка человечества к Евангелию.

Как Вы относитесь к другим религиям?

Широко, терпимо, с глубочайшим уважением и интересом. Все религии - это попытки человека познать истину Бога. А христианство не является религией - оно есть ответ Бога на наш вопрос.

Является ли правильным противопоставление мусульманства и христианства? Не есть ли мусульманство ветвь между иудаизмом и христианством?

Я отвечу таким образом: в основе всего лежала огромная часть Священного Писания - Ветхий Завет. На Ветхом Завете было построено христианство, явление Христа…

О вере, о христианском пути

59. При прочтении Евангелия у меня возник вопрос: что означает погубить свою душу ради Христа?

Это значит принуждать себя исполнять заповеди Христа, которые записаны в Священном Писании Нового Завета. Почему здесь употреблено такое сильное слово? Потому что человек обычно сопротивляется этим заповедям. Каждый может увидеть это на себе: если от прочтения Евангелия мы перейдём к исполнению его, то увидим, насколько это тяжело. Но спросят: зачем тогда всё это нужно, зачем мучить себя? будем делать, что можем, а остальное – «Господь простит»… Дело в том, что в христианской жизни нельзя стоять на одном месте. Если человек останавливается, значит, он «сдаёт позиции». Чтобы быть христианином, нужно всегда прилагать для этого усилие; а если этого не делать, то христианство наше лишится свободы и творчества и будет лишь названием, но не сутью жизни – что и происходит сейчас в так называемом «христианском мире».

60. Меня очень волнует вопрос о…

Так уж повелось, что Аркаим сегодня это центр скопления эзотериков всех уровней. Там и лечат от бесплодия и играют свадьбы, туда едут как в сакральный центр. Но, родноверы считают его чуть ли не главным аргументом того, что славяне очень древний этнос. В кругах родноверия считают, что культура и быть потомков иранцев, а именно такой этнический состав утвердили учёные за Аркаимом, и есть наследие великого прошлого славянского язычества.

Сам Г. Зданович, учёный, который открыл и спас от затопления протогородской комплекс, пишет: «Мы, славяне, считаем себя людьми пришлыми, а это неверно. Здесь (на Южном Урале. - В. Ш.) уже с каменного века обитали индоевропейцы, индоиранцы, они и вошли в состав казахов, башкир, славян - эта та общая нить, которая связывает всех нас».

Вот как учёные, в частности открыватель Аркаима описывают это сооружение.

Специалисты, изучившие планировку протогорода, утверждают, что его геометрия совершенна (См. - «Аркаим….

прот. Александр Мень

Каково отношение Православной Церкви к иудаизму?

Иудаизмом мы называем религию, которая возникла после христианства, но очень скоро после него. Была единственная основа для трех главных монотеистических религий: эта основа называется Ветхий Завет, созданная в рамках и в лоне древнеизраильской культуры. На этой базе сначала возникает позднее иудейство, в лоне которого рождается Христос и проповедуют апостолы. К концу I столетия возникает религия, которая называется иудаизм. Что у нас, у христиан, общего с этой религией? И они, и мы признаем Ветхий Завет, только для нас это часть Библии, для них - вся Библия. У нас есть свои уставные книги, которые определяют церковную и богослужебную жизнь. Это типиконы, новоканоны, церковные уставы и так далее. Иудаизм развивал аналогичные, но уже свои каноны. В чем-то они совпадают с нашими, в чем-то отделяются.

Как понимают богоизбранность современные…

Если отталкиваться от того, как либерализм традиционно понимают в Европе (классический либерализм), то его содержание — ограниченное правительство, экономическая свобода, минимальное государственное принуждение — вполне соответствует библейским стандартам государственного устройства. Идея о том, что самое важное в мире — это свободная человеческая личность, которая важнее общества, важнее нации, важнее государства – глубоко христианская по сути: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» — сказал Господь.

Концепция общества-муравейника, где человек — только винтик машины, предельно далека от замысла Создателя. Бог делает все для каждого. В Церкви каждый член по своему ценен. Бог встретится с нами лицом к лицу, а не народом с народом или государством с государством. И свобода — это величайший дар Бога свободным созданиям, людям и ангелам, который даже Всемогущий оградил неприкосновенностью.

Функции государства в соответствии с Библией…

ХРИСТИАНСТВО И ТВОРЧЕСТВО /ОТЕЦ АЛЕКСАНДР МЕНЬ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ/

Человечество связано между собой узами духовного единства и ответственности, потому что люди передают друг другу не только генетический код, но и духовное наследие. Оно развивается, и творчество человечества постоянно идет в двух направлениях, поляризуясь позитивно и негативно. Полярности возрастают и все время противостоят друг другу. Нет прямой эволюции, а есть накопление сил добра и накопление сил зла. И творчество в этом процессе имеет огромное значение, потому что человек - образ и подобие Божие. Богу люди предстоят все вместе, и в идеальном состоянии они должны быть имманентны друг другу, то есть взаимопроникающи, чего человек достигает в какие-то мгновения любви, дружбы, во время сопереживания каких-то процессов. В целом люди друг от друга еще отделены. Но вспомните, в «Философических письмах» Чаадаева есть его перевод слов Паскаля о том, что человечество - это один человек, живущий вечно.

Миллионы лет…

Атеисты отвечают на вопросы

11.10.2005 Статьи/Атеизм

Какой только ерунды не напишут верующие об атеистах. Недавно я прочитал очередной шедевр православной пропаганды «40 признаков того, что Вы — атеист-фанатик», вот только некоторые выдержки от туда:

Вы утверждаете, что нужно скептически относиться ко всему, но считаете глупцами всех тех, кто скептически относится к теории эволюции.

Вы считаете, что атеисты, обратившиеся в христианство, либо лгут, либо никогда не были «настоящими атеистами».

Вы были разочарованы, узнав, что не все христиане понимают каждое слово в Библии буквально.

Вы считаете, что Библия — художественная литература, а «Код да Винчи» — документальная.

Вы скорее поверите в хоббитов, эльфов и орков, чем в Иисуса.

Вы гордитесь тем, что свободны от предрассудков, в отличие от тупых, ненормальных, агрессивных и жадных христиан.

Вы обижаетесь на Бога за то, что Его нет.

Вы утверждаете,…

6. Наука опровергла христианство

«При моей научной подготовке трудно, если вообще возможно, принять христианские идеи, – объяснял Томас, молодой врач-стажер азиатского происхождения. – Веря в эволюцию, я не могу примириться с библейскими донаучными представлениями о происхождении жизни».

«В Библии полно описаний чудес, – добавляет Мишель, студентка медицинского факультета. – Их просто не могло быть».

Бестселлеры Ричарда Докинза, Дэниела Деннета и Сэма Харриса наводят на мысли, что наука в целом и теория эволюции в частности сделали веру в Бога необязательной и устарелой. Широко известны слова Докинза: «Хотя атеизм мог быть логически здравым и до Дарвина, но именно Дарвин дал атеизму возможность быть рационально убедительным»1. В книге «Бог как иллюзия» Докинз заходит еще дальше. Он утверждает, что нельзя быть и обладателем развитого научного мышления, и при этом придерживаться религиозных убеждений: или одно, или другое. В подтверждение он указывает:…

Ольга Седакова: Вере нужны сами вещи,
а не их названия

Интервью с Дмитрием Узланером для «Русского Журнала»

Часто говорят, что номинальных православных христиан в России много, а истинно верующих мало. Социологи в таких случаях пишут, что для многих христианство это «культурная идентичность», но лишь для немногих это еще и нечто большее-то есть реальное содержание их жизни. Как вы думаете, есть ли какое-то напряжение между культурной идентичностью и собственно «идентичностью в вере». Или это надуманная проблема?

Здесь у нас, с одной стороны, большая путаница, а с другой - реальная сложность. Православие теперь многие воспринимают как прежде всего культурную, а часто даже этническую идентичность («русский - значит православный», или так: «я православный, хотя в Бога не верю»). При этом имеется в виду не столько «вера отцов», а культурное наследство, национальная традиция наподобие тех, которыми занимается этнография. В самом деле, в дореволюционной России,…

Внимание! В ответе исходя из убеждений религиоведения описывается оккультная практика, не одобряемая в большинстве обычных религий.

Мистика (греч. mageia - чародейство, чернокнижниченство, чудо) - совокупа представлений, обрядов и действий, связанных с верой в возможность оказывать влияние на окружающую реальность (людей, животных, предметы и явления беспристрастного мира) особенными методами, хорошими от ежедневной практической деятельности.

Мистика - одна из основ архаической цивилизации. Истоки этой формы религиозных верований были описаны английским этнографом Б. Малиновским (1884-1942) в его работе «Магия, наука и религия».

Человек обращается к магии тогда, когда он не уверен в собственных силах, когда над ним властвуют случайность и неопределенность. Это принуждает его полагаться на помощь сверхчеловеческих сил и совершать волшебные действия. В глубочайшей древности волшебные представления и ритуалы имели общий (недифференцированный) нрав, однако в предстоящем произошла их дифференциация.

Современные этнографы и религиоведы систематизируют магию по способам и целям воздействия.

По способам воздействия мистика делится на:

По целям воздействия мистика делится на:

Обычно волшебные приемы совершали специально приготовленные люди - чародеи, колдуны и шаманы, которые воспользовались особенным почетом и почтением у первобытных людей. На более поздних ступенях исторического развития они были оттеснены на задний план жрецами и священнослужителями. С появлением развитых религий их профессия была демонизирована, а сами они подвергались преследованиям. Но в определенные периоды публичного развития наблюдается завышенный энтузиазм к магии и деятельности чернокнижников, чародеев и шаманов.

Современная наука опровергает существование волшебных явлений как беспристрастной действительности, относя их к проявлениям внушения и самовнушения.

Христианская точка зрения на магию

С христианской точки зрения мистика представляет собой совокупа способов связи и взаимодействия с инфернальными (низшими, демоническими) сферами духовного мира. Способы магии содержат в себе, кроме всего остального, религиозное поклонение и служение (молитвой и жертвоприношением) демонам. Все эти действия (внедрение специальной символики, молитвы, заклинания, жертвоприношения) предоставляют возможность демонам выйти на «связь», т.е. на прямой контакт с человеком. А человеку - возможность решать актуальные трудности при помощи отпавших от Бога ангелов (бесов). Для христианства не существует разделения магии на «чёрную» и «белую» - все колдуны и колдуны черпают силу из 1-го источника.

Отношение к магии в исламе

Коран и Сунна определяют негативное отношение ислама к практике магии и чернокнижническтва, потому для мусульман они категорически запрещены. Хоть какой, кто занимается мистикой, впадает в куфр (неверие). Считается, что воззвание мусульманина за советом к колдуну, гадателю либо чародею приводит к тому, что его молитва 40 дней не принимается Всевышним.

Согласно Сунне, пророк Мухаммад произнес: «Тот, кто дует на узлы, тот практикует магию, а тот, кто практикует магию, является мушриком (язычником)» (ат-Табарани). Не считая того, Абдулла ибн Масуд передал, что «любой, кто идет к предсказателю, колдуну либо прорицателю, спрашивая что-то и веря произнесенному, то он опровергает то, что было ниспослано Мухаммаду» (аль-Баззар, Абу Яаъля).

Первоисточники:

Дополнительно на сайт:

В. Легойда: Сегодня у нас в гостях Алексей Ильич Осипов , профессор Московской Духовной Семинарии и Академии, доктор богословия, человек, воспитавший не одно поколение священнослужителей.

Алексей Ильич, в одной из своих статей вы называете христианство «антирелигиозной религией». С чем связано такое, на мой взгляд, весьма неожиданное определение?

А. Осипов: Ответы довольно часто начинают с чего-нибудь необычного. И я, пожалуй, тоже употреблю этот прием. Кажется, православие и марксизм – вещи трудно соединимые. Но Фридрих Энгельс, один из гениев марксизма, тщательно изучал христианскую историю, – и сделал вывод, что христианство, возникнув на мировой арене, вступило в резкое противоречие со всеми окружавшими его религиями. А Карл Маркс в своих работах иногда прямо называет христианство религией революционной .

О чем идет речь? Оказывается, о вещах весьма и весьма серьезных. Дело в том, что вывод Энгельса действительно вполне соответствует сути христианского учения – как вероучения, так и понимания самой духовной жизни, и христианской нравственности. Верно: христианство вступило в резкое противоречие с другими религиями. В чем это противоречие? Это слишком большой вопрос, чтобы здесь ответить на него полностью. Но кое на что можно обратить внимание.

Если бы сейчас перед нами сидели представители почти всех религий и мы могли обратиться к ним и задать вопрос: «Кто достигнет цели своей жизни или спасения, с точки зрения вашего религиозного учения?» – то, я думаю, ответ всюду был бы совершенно однозначен. В том числе, и со стороны православия.

В. Легойда: И кто? Святой человек?

А. Осипов: Конечно! Тот, кто тщательно исполняет все заповеди, все повеления Пророка и т.д.

В. Легойда: А разве это не так, Алексей Ильич?

А. Осипов: Вот тут – парадокс! Если мы обратимся к истории христианства, к его самой начальной стадии, то столкнемся с совершенно поразительным фактом. Первым в рай входит… ну, как сказать… К слову «разбойник» мы уже как-то привыкли… Можно сказать сильнее: негодяй, убийца! Я не знаю, что уж он такого сделал, что по вполне справедливым нормам и римского законодательства, и иудейского был приговорен к самой страшной казни. Он сам признал это: «И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли»…

В. Легойда: Речь идет о разбойнике, который был распят с правой стороны от Христа?

А. Осипов: Да. Этот разбойник исповедовал свою вину, осознал, что он действительно достойно приговорен к этой казни. И что он слышит от Самого основателя христианства, от Того, Кто для христиан является и Богом, и Спасителем, и Идеалом? «Сегодня же будешь со Мной в раю»! Кто будет в раю, еще раз спрашиваю? Разбойник. Это же потрясающая вещь!

В. Легойда: А с чем это связано? Почему так?

А. Осипов: Хороший вопрос. Но я сейчас обращаю ваше внимание на то, что этим фактом христианство ниспровергло все обычные, естественные для представителя каждой религии нормы: спасается святой. Здесь первый в рай входит негодяй!

И еще два-три момента. Мы видим почти то же самое, когда Христос идет среди шума и толпы и встречает Закхея, мытаря. Кто такие мытари? Это настоящие мошенники, которые брали с людей налоги в два-три, я даже не знаю, во сколько раз больше. Обманщики! Закхей захотел увидеть Христа. А он был небольшого роста, и ему пришлось залезть на дерево, чтобы посмотреть, каков Христос. И здесь мы опять встречаемся с удивительным фактом. Христос мог видеть душу человека. Он видел, почему Закхей влез на эту смоковницу. Видимо, не просто из любопытства, было и что-то другое.

Что – вскоре открылось. Он говорит: «Закхей, сойди! Мне сегодня нужно будет быть у тебя». Закхей устраивает прием, на котором кого только нет – мытари, грешники и т.д. И что происходит с Закхеем? Он говорит: «Всем, кого я обидел, я воздам вчетверо». Христос ему отвечает: «Пришло спасение этому дому». Опять спасение – кому? Что он сделал доброго в жизни? Ничего!

В. Легойда: Получается, христианство спасает негодяев, что ли?

А. Осипов: Вот-вот, я как раз о том и говорю. Совершенно антирелигиозная религия! Ужасные вещи предлагает!

В. Легойда: Но ведь эти люди спаслись не из-за того, что они негодяи?

А. Осипов: Ну, давайте вместе разберем, а то один я, наверное, не сумею! (смеется)

Почему же разбойник и мытарь получили такое обещание? Почему та женщина, которая была взята, – то же самое? Ее же привели, чтобы побить камнями, и спросили у Христа: «Что Ты скажешь?» А Христос сказал: «И Я тебя не осуждаю. Иди и впредь не греши». В этих словах есть некий ключ. Она-то продолжала жить, а разбойнику уже ничего не оставалось…

В. Легойда: Алексей Ильич, давайте напомним нашим телезрителям, что речь идет о евангельском эпизоде, когда к Христу приводят женщину, застанную в прелюбодеянии. По еврейскому закону того времени ее должны были побить камнями насмерть. Фарисеи специально приводят эту женщину ко Христу, устраивая Ему очередную ловушку. Если Он скажет, что ее нужно простить, значит, Он против закона Моисея. А если Он скажет, что ее нужно побить камнями, значит, Он выступает за убийство. Ситуация практически безвыходная. И Христос поступает совершенно неожиданным для них образом.

А. Осипов: Да-да. Так что же, собственно, утверждает христианство, когда предлагает такие странные вещи? Оно, в отличие от прочих религий, которые были до Христа, – в том числе и от иудейской, ветхозаветной, богооткровенной религии, – обращает внимание на самую сердцевину человеческой души, человеческой личности и говорит о том, что же такое спасение.

Спасение – это не долг, который отдает Бог человеку, исполняющему Его повеления. Совсем нет! Спасение – это не что иное, как состояние души, подобное свойствам Божиим.

Каково же было представление о Боге в дохристианскую эпоху и какое представление дает христианство? Во всей дохристианской истории – в язычестве, в ветхозаветной религии, – божество было всесильным существом, творцом, судьей. В одних случаях, может быть, более милостивым, в других – немилосердным, даже мстительным. Откройте Библию и посмотрите: Бог мстит, наказывает и т.д.

В. Легойда: Это в Ветхом Завете, в дохристианскую эпоху?

А. Осипов: Да, в Ветхом Завете. А в языческих религиях даже приносили человеческие жертвы – бросали детей в пасть раскаленной статуи Молоха, чтобы задобрить божество. Только таким образом можно было свыше что-то получить.

Христианство утверждает совершенно парадоксальные и небывалые вещи. Бог абсолютно ни в чем не нуждается: ни в каких наших дарах и ни в каких наших делах. Бог есть Любовь и только Любовь. У Бога нет мести по отношению к человеку. И оказывается, спасение заключается не в том, что Бог дает что-то человеку за его дела. А спасение есть ни что иное, как соединение сердцевины человеческого существа, в которой его душа, личность, его «я», воля, сердце, ум, – т.е. духа человеческого – с Духом Божиим .

В. Легойда: Алексей Ильич, если позволите, я вас перебью. Мне кажется, что вы выделили два самых важных отличия христианства от других религий. Прежде всего – это отношение к людям. Христианство обращено не только к успешным и не к тем, кто жестко и слепо исполняет закон, пусть даже данный свыше. Оно обращается, в том числе, и к тем, кому тяжело и кто сейчас по тем или иным причинам не способен – и сам понимает это – исполнить этот закон. И второе – собственно, вытекающее из первого, это представление о Самом Боге. Бог предстает не только в качестве судьи и творца, а в качестве всеобъемлющей Любви и стремится распространить эту любовь на всех людей. А еще какие-нибудь существенные, с вашей точки зрения, отличия христианства от других религий есть?

А. Осипов: Я как раз не договорил об одном важнейшем отличии. Во всех других религиях Бог рассматривается как податель благ, а может быть, и наказаний – в зависимости от поведения человека. Отношение к Нему примерно такое: я угодил кому-то значительному и богатому, он сам мне не нужен, мне нужны его дары, его кошелек, а не он. Не Бог нужен, а Царство Его нужно, уголочек рая.

Маленькая иллюстрация. На одной из ассамблей Всемирного Совета Церквей в Ванкувере каждое пленарное заседание предварялось маленькими, пятиминутными фильмами. И один из них мне врезался в память. Показывали за пять минут всю историю человечества, а люди изображались в виде муравьев. Начали с каменного века, потом показали луки, стрелы, мечи, машины. Наконец – самолеты, здания: Манхэттен в Нью-Йорке, небоскребы… И потом вдруг – ядерный взрыв, в воздух поднимается гриб! Страшное разрушение, нагромождение камней, все оказывается уничтожено. И с неба – огромный Божественный перст, указующий: вот что вы сами себе сделали!

И вдруг из какой-то трещинки выскакивает муравейчик, водит усиками. Потом видит этот перст, начинает бегать вокруг него. Ничего: перст его не трогает. Муравей поднимается на лапки, трогает, отскакивает – ничего страшного. Наконец, осмелев, он впивается хоботком в перст Божий и начинает сосать оттуда кровь!

Примерно таково отношение к Богу во всех дохристианских и, могу сказать, и в постхристианских религиях. Бог как источник благ им нужен, а не Сам по себе.

Христианство решительно отвергло это. Те, кому Бог не нужен, а нужны Его дары, – это как раз распинатели Христа, которые, казалось бы, исполнили все, чтобы получить награду, – и оказались предателями Истины. В христианстве целью является Сам Бог, а не Его дары. Соединение с Богом оказывается величайшим благом, ибо Бог, по определению, есть Любовь, а скажите – что может быть выше для человека? Ничего.

Вот в чем принципиальное и важнейшее отличие христианства, отличие номер один: понимание Бога и отношение человека к Богу – совсем другие.

В. Легойда: Алексей Ильич, значит ли это, что, принципиально отвергая отношение человека и Бога в других религиях, приходя с новым пониманием этого, христианство тем самым отвергает и другие религии? Как, в таком случае христианин должен относиться к другим религиям, понимая, что их представления о Боге – совсем иные?

А. Осипов: Представления о Боге – одно дело. Каждое представление о Боге проистекает из внутреннего, интуитивного чувства и искания человека, его попытки понимания смысла своей жизни, мира и всего бытия в целом. Это так называемая «естественная религия», искреннее стремление такие вещи понять. Поскольку каждый человек может по-своему осмыслить эту свою интуицию и свое чувство Бога, и возникали разные варианты религиозных представлений. Но в них был этот положительный импульс, положительный вектор искания. Недаром многие раннехристианские апологеты первых веков называли, например, греческую философию «пестуном», «детоводителем ко Христу». Более того, они даже называли греческих философов «христианами до Христа»!

В. Легойда: Алексей Ильич, я хотел бы вам и нашим телезрителям представить постоянных участников нашей программы – это студенты университета МГИМО и сотрудники редакции журнала «Фома». Я уверен, что у ребят есть вопросы. Если позволите, я бы хотел, чтобы они их задали вам, пользуясь возможностью.

Илья, студент: Получается, чтобы соединиться с Духом Божиим, необязательно быть праведником. Тогда вопрос: зачем соблюдать заповеди Христа, зачем молиться, если можно вести грешную жизнь, а потом в конце просто раскаяться? Зачем нужны традиции, обычаи, Таинства?

А. Осипов: Человек может делать зло не потому, что он желает зла, а по причинам совсем другого порядка. Подчас он не может справиться с собой. Я уже сколько раз себе говорю: «С завтрашнего дня я больше никого не осуждаю!» Утром мне звонок, я подпрыгиваю: «Ах, он такой-сякой, немазаный!» Хотя знаю, что осуждать никого нельзя. Я знаю, что нельзя никому завидовать, но вдруг наградили моего лучшего друга, а меня – нет. А я же знаю, что я лучше! И я весь позеленел.

Одно дело, когда человек все-таки хотел бы быть лучше, но, к сожалению, никак не получается. Он, например, с детства попал в шайку разбойников или в такую среду, которая совершенно ясно и однозначно требует вещей, совершенно противоположных человеческому естеству. Он живет в этой среде, и она стала для него нормальной и естественной. Но он все это делает не потому, что стремится к злу и хочет быть негодяем. Вы попробуйте подойти к какому-нибудь настоящему негодяю, если найдете такого человека, и сказать: «Ну и негодяй же ты!» Он вам тут же покажет!

Человек, который творит зло не потому, что он хочет зла, а потому что он воспитан в таких условиях, где совершенно другие устои и принципы морали, сохраняет возможность раскаяния. Это раскаяние состоит в решительном отвержении всего того, что, как он увидел, является злом. Недаром у святых отцов есть выражение, что покаяние – это, прежде всего, ненависть к греху. Вот когда человек раскаивается от всей души, отвергает зло, с ненавистью его отбрасывает, – он и имеет самое ценное. Вот кто спасается.

Я говорил о разбойнике, распятом справа от Христа. А ведь промыслительно был и другой разбойник, который был распят слева и о котором ничего положительного не сказано. Он так и не раскаялся, хотя был таким же разбойником. Вот, оказывается, спасение в чем – в искреннем стремлении человека к святыне, к правде, к истине. «Искреннее» – это значит, что он хочет всеми силами, какие у него есть, это делать. Христианство говорит, что человек, который искренне раскаивается, оказывается, выше того, кто исполняет все предписания и даже свечку передает через правое плечо, а не через левое. А вот про таких «исполнителей», помните, что Христос в Евангелии говорит? «Змеи и порождения ехиднины! Гробы, окрашенные снаружи!» Вот о чем идет речь.

В. Легойда: Алексей Ильич, я хотел бы уточнить. Человек может хотеть быть лучше, но не сейчас, а потом. Помните, как в своей «Исповеди» писал? Когда он в молодости молился, он говорил: «Господи, пожалуйста, сделай меня лучше, – но не сейчас, а чуть позже! Сейчас я еще покушаю и попью…» Мне кажется, что прозвучавший здесь вопрос, собственно, этим и продиктован. Например, я молодой человек, я хочу быть лучше, но лет через двадцать…

А. Осипов: Ну, я думаю, каждый поймет, что тут лукавство. А «муж с двоящимися мыслями (смотрите, какие замечательные слова есть в Новом Завете!) неустроен во всех делах своих». И жизни человеческие показывают, что тот, кто говорит: «Вот я сейчас поживу в свое удовольствие, а потом раскаюсь», – никогда этого не может сделать. Может помешать моментальная, неожиданная смерть, или в конце концов человек впадет уже в такое состояние ожесточения, когда ни о каком раскаянии даже речи не идет. Это очевидное лукавство, которое человек очень легко может увидеть, если снимет розовые очки.

В. Легойда: Спасибо, Алексей Ильич! Ребята, есть еще вопросы?

Студент: Есть ли в православии какая-нибудь норма, как, например, в исламе, чтобы человек какие-то вещи выполнил, все, какие вспомнил, грехи исповедовал, причастился – и мог успокоиться?

А. Осипов: Это не норма, это некое искаженное представление о норме. Здесь надо сказать, что есть заповеди, а есть церковные предписания, нормы и правила, которые имеют только одну-единственную цель – помочь исполнению заповедей.

Знаете, можно поститься – и превратиться в настоящего сатану. Делать все, что положено, все церковные правила исполнять – и возомнить себя, не знаю кем. «Все исполняю? Все! Я человек очень хороший: верный в семье, на работе честный, каждый пост пощусь, исповедуюсь, причащаюсь… Я лучший в мире, вам понятно? Не подходите ко мне на целый километр – опалю огнем своей святости!» А в чем беда? В том, что мы восприняли церковные предписания, правила как самодостаточные средства соединения с Богом. А по определению Бог есть Любовь и величайшее смирение. Это Крест Христов доказал.

Я недавно посмотрел «Страсти Христовы» Гибсона. Спасибо ему! Наконец-то за всю историю христианства мы смогли увидеть, что перенес Христос ради нас. Это какое нужно иметь смирение и потрясающую любовь, чтобы находиться в таких муках, страданиях, перенести все это и с креста сказать: «Отче, прости им, ибо они не знают, что делают!» Это просто что-то потрясающее!

Бог есть смирение и любовь, любовь и смирение. Поэтому все заповеди должны привести человека к этому состоянию. Если же они приводят к самомнению, тогда все эти церковные предписания не только ничего не стоят, а становятся вредными для человека, орудиями его гибели. И мы видим сколько угодно таких случаев.

Кстати, в прелесть-то кто впадал? Нет, мы все, конечно, в прелести, но в это особое состояние самомнения – кто впадал? Великие подвижники, которые подумали, что этими подвигами они могут угодить Богу. Помните, было видение? Сатана явился ему и говорит: «Антоний, ты мало ешь, а я совсем не ем. Ты мало спишь, а я совсем не сплю. Не этим ты победил меня, а смирением». Кстати, вы почувствовали здесь лукавство? Не возгордится ли Антоний своим смирением?

Алла, студентка: В одной из евангельских притч говорится, что в одном винограднике были работники, которые работали там целый день, потом к ним присоединились люди, которые работали там в течение половины дня. И напоследок пришла третья смена, которая проработала там час. А награду все получили одну и ту же. Понятно, что под виноградником имеется в виду работа ради Господа Бога и под наградой понимается Царствие Небесное. Но ведь это несправедливо!

А. Осипов: Да, несправедливо. Помните, как там возмутились те, кто пришли с утра? Это то, о чем мы только что сейчас говорили: одна из опасностей для каждого христианина – придать какое-то особое значение своим усилиям по доброделанию и исполнению заповедей.

Вообще, вы знаете, какой критерий христианства? Смирение не видит себя смиренным! Более того, как говорили египетские пустынники, та добродетель, которая становится очевидной для всех, теряет всю свою цену. И мы находим удивительное предсказание древних подвижников, – кстати, о последних временах. Они говорили, что последние монашествующие «не будут уже иметь тех подвигов, которые имели мы (а подвиги, какие они имели, это что-то действительно потрясающее, сейчас мы настолько слабы, что ничего такого не можем сделать), они будут спасаться смиренным терпением скорбей». Смиренным – т.е. с осознанием, что они ничего не могут сделать. Еще раз – смирением они будут спасаться! Оказывается, вот тот последний критерий, благодаря которому только человеческий дух может прийти к соединению с Богом.

Православная Церковь жила как в условиях религиозного плюрализма, так и в религиозно однородном окружении. На ее отношения с другими религиями значительное влияние оказывали социально-политические структуры, внутри которых она существовала.

(1) В первые века эти отношения были конфронтационными, иногда более, а иногда менее острыми. В религиозном контексте иудейского и греко-римского миров Церковь испытывала мощное сопротивление, вплоть до гонений, когда возвещала Евангелие и предлагала новые предпосылки личной и социальной жизни в свете таинства отношений Бога и человека.

(2) Когда пришло время «христианских» империй, отношение конфронтации сохранилось, хотя и изменился ее вектор. Ради достижения социально-политической стабильности лидеры стремились к религиозному единообразию, подавляя приверженцев других религиозных традиций. Так, некоторые императоры, епископы и монахи были в первых рядах разрушителей языческих храмов. В Византийской империи и, позднее, в Российской основополагающий принцип Христа «кто хочет идти за Мною...» (Мф. 16,24) часто забывали. И если принуждение не достигало такой степени, как на Западе, все-таки религиозная свобода уважалась далеко не всегда. Исключение составляли иудеи, получившие некоторые привилегии.

(3) В Арабской и Османской империях православные сосуществовали с мусульманским большинством; они сталкивались с разными формами притеснений со стороны государственной власти, явными и скрытыми, которые вызывали пассивное сопротивление. В то же время в разные периоды действовали достаточно мягкие правила, так что православные и мусульмане сосуществовали мирно относясь друг к другу или просто с терпимостью, или же достигая взаимного понимания и уважения.

(4) В наши дни, в условиях религиозного плюрализма, речь идет о Русской Православной Церкви и о гармоничном сосуществовании и диалоге между последователями Церкви различных религий при сохранении уважения к свободе каждого человека и любого меньшинства.

Исторический обзор православной позиции

Богословское понимание отношения Православной Церкви к другим религиям на протяжении истории было неодинаковым.

(1) Обращаясь к самым ранним «слоям» богословской мысли Православного Востока, мы видим, что параллельно с ясным сознанием того, что Церковь выражает полноту откровенной истины об «икономии» Бога во Христе через Святого Духа, имели место постоянные попытки понять религиозные верования, существующие за пределами христианского исповедания, с различением и признанием того, что возможно некоторое откровение Бога миру. Уже в первые века, когда и в теории, и на практике столкновение Церкви и доминирующих религий достигло своего пика, христианские апологеты, например Иустин Мученик и Климент Александрийский, писали о «семенном логосе» о «подготовительном этапе для обновления во Христе» и «отблесках Божественного Слова» , которые можно найти в предшествующей христианству греческой культуре. Однако когда Иустин говорил о «семенном слове», это не значило, что он некритически принимает все, что было создано в прошлом логикой и философией: «Поскольку они не знают всего, что относится к Логосу, который есть Христос, они часто противоречат сами себе». Христианский апологет с легкостью применял имя «христианин» к тем, кто жил «в соответствии с разумом», но для него именно Христос был мерилом, с помощью которого оценивалась теоретическая и практическая значимость более ранних форм религиозной жизни.

Ориген с большим дерзновением учил, что Бог не только даровал свидетельства о Себе определенным народам в определенные периоды, но и просвещал избранные души (например, Платона) везде и во все времена . Согласно этому великому александрийскому богослову, следы божественного промысла мы находим не только в философии, но и в языческих религиозных традициях. Более того, греческие мифы, как и повествования Ветхого Завета, под видом аллегорических сказаний сообщают глубокие истины о жизни . Поэтому христианам не следует высмеивать «подобия богов», так как они представляют собой попытки описать Божественное. Однако нельзя сказать, что Ориген недооценивал фундаментальные различия, которые существуют между христианством и древними религиями; он указывал на ошибки последних и пытался их критически исследовать.

(2) В переходный период – до и после Миланского эдикта (313) – отец церковной истории Евсевий Кесарийский (265-339) подчеркивал кафоличность Божественного откровения, обращенного ко всем народам и всем людям, считая, что религиозное чувство является врожденным: «Небесное слово Божие... даровало всем человеческим существам разум, способный познавать и созерцать Его премудрость» . Однако, несмотря на универсальный характер Божественного откровения, оно, конечно же, не всеми было понято и принято. Тем не менее во все времена и среди всех народов были люди, «отличавшиеся праведностью и страхом Божиим» , которые, благодаря своей внутренней чистоте, усвоили божественные истины через внутреннее откровение, отверзшее очи их ума. Евсевий без колебания называет «христианами на деле» тех отмеченных Богом на протяжении веков людей, которые «выдавались своей праведностью» . Критикуя язычество, многие греческие Отцы с уважением относились к древней мудрости и выделяли в ней те элементы, которые могли найти свое место в христианстве. Хорошо известно, что Каппадокийские Отцы предложили синтез христианской веры и греческой культуры, а св. Василий Великий поощрял молодых людей к глубокому изучению языческой литературы и науки, как Моисей изучал мудрость египтян, а Даниил – мудрость вавилонян . Григорий Богослов (328-390) резко противостоял язычеству, однако признавал у древних греков «стремление» и «желание искать Бога» и способность к начальному знанию Бога с помощью «нашего собственного разума», который он называет «богоподобным и божественным» . Но, конечно, Григорий вполне сознавал пределы этого знания и необходимость в Божественном откровении для его восполнения.

(3) Начиная с VII века, с появлением ислама, умеренное отношение к иноверию, характерное для первых столетий, отходит в прошлое. В это время Православная Церковь была образованием, имеющим социологическую структуру, открыто противостоящую военному и политическому давлению со стороны новой религии, которая вышла на историческую сцену с претензией на мировое господство. В эсхатологической перспективе появление ислама выглядело как начало последней великой битвы, описанной в Апокалипсисе Иоанна Богослова. Реакция христианского сообщества поначалу выражалась в готовности к диалогу, но очень быстро приняла форму военной обороны и контратаки. В это время в Византии появилась целая серия антиисламских сочинений.

Поначалу византийцы воспринимали ислам как форму возрожденного арианства и сконцентрировали свою критику на личности Мухаммада; они оспаривали его пророческий статус и сравнивали жизнь и учение основателей обеих религий – Христа и Мухаммада. Они также сурово критиковали Коран, считая, что он представляет собой шаг назад в религиозном и нравственном учении. Особенно критически они относились к устанавливаемому им семейному праву, ко взглядам на священную войну, рабство, полигамию, к агрессивности, которую он освящает.

На первом этапе встречи между христианством и исламом отношение византийцев характеризуется насмешками и отвержением. Многие из заповедей исламской «ереси» воспринимались как «смехотворные» , а ислам в целом рассматривался как «безбожное и нечестивое учение» . На втором этапе, в силу возрастания угрозы, усиливается полемика с исламом (Никита Византиец и др.). Третий этап отмечен более умеренным тоном и готовностью к объективному диалогу (Мануил II Палеолог, Григорий Палама, Иосиф Вриенний, Геннадий Схоларий) .

После Крестовых походов желчность византийской полемики против ислама несколько снижается, и предлагается некая форма сосуществования. Политическая и военная целесообразность также требовала дальнейших проявлений доброй воли.

(4) Проникая в Центральную, Южную и Восточную Азию, православное христианство встречалось с такими развитыми религиями, как зороастризм, манихейство, индуизм и китайский буддизм. Эта встреча имела место в чрезвычайно сложных обстоятельствах и требует особого изучения. Среди различных археологических находок в Китае мы видим символ христианства – крест рядом с символом буддизма – лотосом, облаками даосизма или другими религиозными символами. На знаменитой стеле Сиан-Фу, которая была обнаружена в XVII веке и показывает, как христианство проникло в Китай, помимо креста можно увидеть изображения, относящиеся к другим религиям: дракона конфуцианства, корону буддизма, белые облака даосизма и др. Эта композиция, включающая различные символы, возможно, свидетельствует об ожидании того, что китайские религии будут приведены в гармонию с религией Креста и найдут в ней свое исполнение.

(5) В более позднее время, с XVI по XX век, православные, за исключением русских, находились под османским владычеством. Сосуществование христиан и мусульман было навязано де факто, однако оно не всегда было мирным, поскольку завоеватели предпринимали прямые или косвенные попытки обратить православное население в ислам (похищение детей янычарами, давление в провинциях, прозелитическая ревность дервишей и т.д.). Чтобы сохранить свою веру, православные нередко были вынуждены занимать позицию молчаливого сопротивления. Ухудшающиеся условия жизни, тяжелое налоговое бремя и различные социально-политические приманки со стороны гражданских властей оставляли православным два основных пути: или отречься от своей веры, или сопротивляться вплоть до мученичества. Были также православные христиане, которые искали третьего пути, компромиссного решения: внешне создавая впечатление, что стали мусульманами, они сохраняли верность христианским верованиям и обычаям; они известны под именем криптохристиан. Большинство из них в следующих поколениях было ассимилировано мусульманским большинством, в среде которого они жили. Православные обретали силу, обращаясь к литургической жизни или подогревая эсхатологические ожидания. В те горькие годы рабства распространилась уверенность в том, что «конец близок». В народе имели хождение небольшие, написанные в простом стиле трактаты, целью которых было укрепление христиан в их вере. Они вращались вокруг утверждения: «Я родился христианином, и я хочу быть христианином». Это лаконичное исповедание определяет характер христианского сопротивления османскому исламу, которое выражалось или в словах, или в молчании, или же через пролитие крови.

(6) В обширной Российской империи столкновение христианства с другими религиями и теоретическая позиция Церкви по отношению к ним в течение Нового времени принимали различные формы, в соответствии с преследуемыми политическими и военными целями: от обороны до нападения и систематического прозелитизма и от безразличия и терпимости до сосуществования и диалога. В отношении к исламу русские следовали византийским образцам. Православные христиане столкнулись с серьезными проблемами после натиска казанских татар-мусульман, чье государство пало только в 1552 году. В своей миссионерской деятельности, как в пределах империи, так и в соседних государствах Дальнего Востока, православные России встречались почти со всеми известными религиями: индуизмом, даосизмом, синтоизмом, различными направлениями буддизма, шаманизмом и т.д., – и они изучали их, стараясь постичь их сущность . В XIX веке среди русской интеллигенции распространилась тенденция, характеризующаяся агностицизмом, основанным на убеждении, что Божие провидение находится за пределами того, что мы можем описать с помощью наших богословских категорий. Это не означало уклонения от проблемы, но скорее указывало на особое благоговение перед страшной тайной Бога, характерное для православного благочестия. Все, что касается спасения людей за пределами Церкви, является тайной непостижимого Бога. Отзвук этой позиции можно расслышать в словах Льва Толстого: «Что касается других конфессий и их отношений с Богом, то я не имею права и власти судить об этом» .

(7) В XX веке, еще до Второй мировой войны, в православных богословских школах началось систематическое изучение других религий – был введен предмет «История религий». Этот интерес не ограничивался академическими кругами, но распространился более широко. Диалог с представителями других религиозных вер развивался прежде всего в рамках экуменического движения, центрами которого были Всемирный совет церквей и ватиканский секретариат по делам других религий. Начиная с 1970-х годов многие православные богословы принимали участие в различных формах этого диалога. Учитывая этот контекст, православие без всякого труда и с полной определенностью заявляет свою позицию в этом вопросе: мирное сосуществование с другими религиями и взаимные контакты посредством диалога.

Православный богословский подход к религиозному опыту человечества

(1) Что касается проблемы значения и ценности других религий, православное богословие, с одной стороны, подчеркивает уникальность Церкви, а с другой, допускает, что даже вне Церкви возможно постижение основных религиозных истин (таких, как существование Бога, стремление к спасению, различные этические принципы, преодоление смерти). При этом само христианство рассматривается не просто как религиозное верование, но как высшее выражение религии, то есть как переживаемая на опыте связь человека со Святым – с личностным и трансцендентным Богом. Таинство «Церкви» превышает классическое понятие «религии».

Христианский Запад, следуя тому направлению мысли, которое задал Августин, пришел к двойному пониманию реальности. Так, проводится четкое различение между естественным и сверхъестественным, сакральным и пространным, религией и откровением, божественной благодатью и человеческим опытом. Различные взгляды западных богословов на другие религии характеризуются этой тенденцией акцентировать разрыв и затем искать способы соединить то, что разделено.

Для богословия Восточной Церкви характерна, прежде всего, уверенность в том, что Троичный Бог всегда действует в творении и в человеческой истории. Через воплощение Слова, через жизнь и служение Иисуса Христа упразднен всякий разрыв между естественным и сверхъестественным, трансцендентным и мирским. Он упразднен Словом Божием, воспринявшим плоть и обитавшим с нами, и Духом Святым, Который в ходе истории совершает обновление творения. Восточная Церковь оставляет пространство для личной свободы мысли и выражения, в рамках живого предания. В западном мире обсуждение богословской позиции по отношению к другим религиям в основном сосредоточено на христологии. В восточной традиции эта проблема всегда рассматривается и решается в тринитарной перспективе.

(а) Размышляя над этой проблемой, нужно обратить внимание, во-первых, на распространяющееся на весь мир сияние славы Бога и Его постоянное промышление обо всем творении, особенно о человечестве, а во-вторых, на тот факт, что все человеческие существа имеют один источник своего бытия, разделяют общую человеческую природу и имеют общее предназначение. Один из фундаментальных принципов христианской веры заключается в том, что Бог является непостижимым, недоступным в Своей сущности. Однако библейское откровение выводит из тупика непознаваемости природы Бога, удостоверяя нас, что, хотя сущность Бога и остается неведомой, Божественное присутствие действенно проявляется в мире и во вселенной посредством Божественных энергий. Когда Бог открывает Себя через различные теофании, проявляется не сущность Бога, но Его слава; и только ее человек в состоянии постигать. Слава Бога Троицы охватывает вселенную и все вещи. Поэтому все люди способны что-то воспринять и усвоить от сияния «Солнца Правды», Бога, и приобщиться к Его любви.

Великая трагедия непослушания человеческого рода не стала преградой для излучения Божественной славы, которая продолжает наполнять небо и землю. Грехопадение не разрушило образ Божий в человеке. Что было повреждено, хотя и не полностью разрушено, так это способность человечества постигать божественную весть, достигать ее верного понимания. Бог не перестал заботиться обо всем мире, который Он сотворил. И не столько люди ищут Бога, сколько Он их ищет.

(б) В христологическом догмате мы находим два главных ключа к решению рассматриваемой проблемы: воплощение Слова и понимание Христа как «нового Адама». В воплощении божественного Слова Богом была воспринята полнота человеческой природы. Тема деяний Слова перед воплощением и деяний воскресшего Господа находится в центре православного литургического опыта. Усиленная эсхатологическая надежда достигает кульминации в удивительном ожидании, которое так выразил апостол Павел: «...открыв нам тайну Своей воли по Своему благоволению, которое Он прежде положил в Нем [Христе], в устроение полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом» (Еф. 1, 9-10). Божественное действие имеет глобальное измерение – и превышает религиозные феномены и религиозный опыт.

Иисус Христос не исключает из Своего попечения людей других религий. В определенные моменты Своей земной жизни Он разговаривал с людьми других религиозных традиций (женщиной-самарянкой, женщиной-хананеянкой, римским центурионом) и оказывал им помощь. Он с восхищением и уважением говорил об их вере, которой не нашел среди израильтян: «...и в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф. 8, 10; ср. 15, 28; Лк.7,9). Он обратил особое внимание на чувство благодарности со стороны прокаженного самарянина; а в разговоре с самарянкой Он открыл ей истину о том, что Бог есть Дух (Ин.4,1-24). Он даже использовал образ доброго самарянина для того, чтобы указать на основной элемент Своего учения – на новое измерение любви, которую Он проповедовал. Он, «Сын Божий», Который на Последнем суде отождествит Себя с «малыми» этого мира (Мф.25), независимо от их расы или религии, призывает нас относиться к каждой человеческой личности с подлинным уважением и любовью.

(в) Если мы посмотрим на инорелигиозный опыт с точки зрения пневматологии, то откроем новые горизонты для нашего богословского мышления. Для православной богословской мысли действие Духа Святого превышает всякое определение и описание. Помимо «икономии Слова», христианский Восток, с твердым упованием и смиренным ожиданием, обращает внимание и на «икономию Духа». Ничто не может ограничить Его действие: «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3, 8). Действие и согласная сила любви Бога в Троице превышают способности человеческого мышления и понимания. Все возвышенное и воистину благое есть результат воздействия Духа. Везде, где мы встречаемся с проявлениями и плодами Духа – с «любовью, радостью, миром, долготерпением, благостью, милосердием, верой, кротостью, воздержанием» (Галл. 5,22-23) , – мы можем различить последствия воздействия Духа Святого. И многое из перечисленного апостолом можно обнаружить в жизни людей, принадлежащих к другим религиям . Утверждение extra Ecclesiam nulla salus (вне Церкви нет спасения) появилось на Западе и было усвоено Римско-Католической Церковью. Оно не выражает сути православного богословского подхода, даже если употребляется в особом, ограниченном смысле. Со своей стороны, богословы Восточной Церкви, как раньше, так и теперь, делают акцент на том, что Бог действует «также и вне границ видимой Церкви» и что «не только христиане, но также и нехристиане, неверующие и язычники могут стать сонаследниками и членами «одного тела и сопричастниками обетования Его [Бога] во Христе Иисусе» (Еф.3,6) – через Церковь, к которой язычники, инославные также могут невидимо принадлежать в силу своей веры и спасающей благодати, данной им Богом в качестве свободного дара, поскольку и та и другая имеют церковный характер» (Иоанн Кармирис) . Таким образом, вместо негативного выражения «вне Церкви» православная мысль делает акцент на позитивном выражении «через Церковь». Спасение совершается в мире через Церковь. Церковь, как знак и как икона Царства Божия, является осью, которая удерживает и направляет весь процесс анакефалеосиса, или рекапитуляции. Как жизнь Христа, нового Адама, имеет универсальные следствия, так и жизнь Его мистического тела, Церкви, универсальна по своему охвату и воздействию. Молитва Церкви и ее попечение обнимают собой все человечество. Церковь совершает Божественную Евхаристию и возносит хвалу Богу от лица всех. Она действует от имени всего мира. Она распространяет лучи славы воскресшего Господа на все творение.

(2) Эта богословская позиция побуждает нас отнестись к иному религиозному опыту человечества с уважением и в то же время с рассуждением. Изучая великие религии, как в порядке академических занятий, так и в ходе исследовательских поездок в страны, где они сегодня существуют, а также в качестве участника многих диалогов с интеллектуалами, представляющими другие религии, я хотел бы высказать следующие соображения.

(а) История религий показывает, что, несмотря на различие ответов, которые они дают на главные проблемы – страдания, смерти, смысла человеческого существования и общения, – все они открывают горизонт в направлении трансцендентной реальности, в направлении Чего-то или Кого-то, существующего по ту сторону чувственной сферы. Будучи плодом устремленности человечества к «Святому», они открывают для человеческого опыта путь, ведущий к Бесконечному.

(б) Обращаясь к определенным религиозным системам, мы должны избегать как поверхностного энтузиазма, так и высокомерного критицизма. В прошлом неупорядоченные знания о различных религиях приводили к «негативным фантазиям». Сегодня же, получая о них отрывочные сведения, мы рискуем прийти к «позитивным фантазиям», а именно к представлению, что все религии суть одно и то же. Существует также и иной риск: на основании того, что мы знаем об одной из религий, географически и теоретически наиболее нам близкой, создавать обобщенное представление обо всех прочих.

В наше время усилия, направленные на то, чтобы расшифровать сакральные символы других религий, а также изучать по доступным нам источникам их доктрины, требуют в высшей степени критического подхода. В качестве систем религии содержат как позитивные элементы, которые могут быть поняты как «искры» божественного откровения, так и элементы негативные – бесчеловечные практики и структуры, примеры извращения религиозной интуиции.

(в) Религия – это органическое целое, а не набор традиций и культовых практик. Существует опасность такого поверхностного прочтения феноменологии религии, которое приводит к отождествлению элементов, присутствующих и функционирующих в разных контекстах. Религии являются живыми организмами, и в каждой из них отдельные составляющие находятся в связи друг с другом. Мы не можем вырывать какие-то элементы из определенной религиозной доктрины и практики и отождествлять их с подобными элементами в других религиях – с целью создания простых и «красивых» теорий.

(г) Если мы признаем присутствие в ино-религиозном опыте врожденных ценностей, даже «семян слова», мы должны также признать, что они обладают потенциями дальнейшего роста, цветения и плодоношения. Иустин Философ завершает свои краткие размышления о «семенном логосе» утверждением основополагающего принципа – и, странным образом, это недостаточно отмечено теми, кто ссылается на его взгляды. Он подчеркивает разницу между «семенем» и полнотой жизни, в нем заложенной. Он различает врожденную «способность» и «благодать»: «Ибо иное дело семя и некоторое подобие чего-либо, данное по мере приемлемости; а иное то самое, чего причастие и подобие даровано по Его [Бога] благодати» (Апология II, 13).

(д) Поскольку человек и после грехопадения сохраняет образ Божий, он остается восприемником посланий, исходящих от Божественной воли. Однако зачастую он не в состоянии постичь их должным образом. Проведем аналогию, хотя и несовершенную, с современной технологией: телевизор, который плохо установлен или неисправен, дает измененные изображение и звук по сравнению с теми, что посылаются передатчиком; или же причиной искажения являются дефекты передающей антенны.

Все в мире находится в сфере воздействия Бога – духовного Солнца Правды. Различные аспекты религий можно понять как «аккумуляторы», заряженные идущими от Солнца Правды лучами Божественной истины, жизненным опытом, различными возвышенными представлениями и великими вдохновениями. Такие аккумуляторы помогали человечеству, сообщая миру несовершенный свет или некоторые отблески света. Но их нельзя рассматривать как нечто самодостаточное, они не могут заменить само Солнце.

Для православия критерием остается само Слово Божие – Сын Божий, Который воплощает в истории любовь Троичного Бога, как это переживается в таинстве Церкви. Любовь, которая открылась в Его личности и Его действии, является для православного верующего сутью и в то же самое время апогеем и полнотой религиозного опыта.

Диалог с людьми других религиозных верований – право и долг «православного свидетельства»

(1) Православная позиция может быть критической по отношению к другим религиям как системам и как органическим образованиям; однако по отношению к людям, принадлежащим к другим религиям и идеологиям, это всегда позиция уважения и любви – по примеру Христа. Ибо человек продолжает быть носителем образа Божия и желает достичь богоподобия, поскольку обладает – в качестве врожденных составляющих его бытия – свободной волей, духовным разумом, желанием и способностью любви. С самого начала христиане были обязаны пребывать в диалоге с людьми иных религиозных верований, свидетельствуя о своем уповании. Многие наши важнейшие богословские понятия сформировались благодаря такому диалогу. Диалог принадлежит к церковной традиции; он был главным фактором развития христианского богословия. Большая часть святоотеческого богословия является плодом прямого и косвенного диалога с античным греческим миром, как с религиозными течениями, так и с чисто философскими системами, который приводил иногда к антитезам, а иногда к синтезу.

С распространением ислама византийцы искали возможность вступить в диалог с мусульманами, хотя этот поиск не всегда вызывал отклик .

Сегодня же, в грандиозном мегаполисе, который называется Землей, посреди новых культурных, религиозных и идеологических ферментов, диалог становится новой возможностью и вызовом. Мы все имеем дело с общечеловеческими достижениями и стремимся к глобальному сообществу мира, справедливости и братства, а поэтому каждый человек и каждая традиция должны предложить лучшее из унаследованного ими от прошлого и, в свете опыта и критики со стороны других, взращивать наиболее здоровые зерна истины, которыми обладает. Диалог может способствовать перенесению новых зерен из одной цивилизации в другую, а также прорастанию и развитию тех зерен, которые безжизненно лежат в земле древних религий. Как было отмечено, религии остаются органическими целостностями, и для живых людей, которые их переживают, они являются «живыми организмами», способными развиваться. У каждого – своя энтелехия. Они испытывают влияния, воспринимают новые идеи, которые приходят из их окружения, реагируют на вызовы времени.

Разные религиозные лидеры и мыслители обнаруживают в своих традициях элементы, которые отвечают на новые требования общества. Таким образом, христианские идеи находят путь через другие каналы и развиваются в контекстах иных религиозных традиций по всему миру. В этом отношении диалог имеет решающее значение.

В такой перспективе новые вопросы, которые ставит недавняя технологическая и электронная революция, и новые вызовы, сотрясающие мировое сообщество, могут рассматриваться с большей конструктивностью: например, требование мира во всем мире, справедливости, уважения человеческого достоинства, поиск смысла человеческого существования и истории, защита окружающей среды, биоэтика, права человека . Хотя на первый взгляд все это кажется «внешними делами», более глубокий взгляд с религиозной точки зрения вполне может породить новые идеи и новые ответы на поставленные вопросы. Учение о воплощении, которое упраздняет разрыв между трансцендентным и мирским в Личности Христа, имеет для человечества уникальную ценность, ибо оно невозможно в какой-либо нехристианской антропологии.

«Православие, с уверенностью вступающее в третье тысячелетие, с сознанием верности своей традиции, чуждо беспокойства, или страха, или агрессии, и оно не испытывает презрения к людям других религиозных верований. Предстоятели Православных Церквей, собравшиеся ради торжественного сослужения в Вифлееме 7 января 2000 года, со всей определенностью подчеркивают: мы обращены к другим великим религиям, в особенности к монотеистическим религиям – иудаизму и исламу, с готовностью создавать благоприятные условия для диалога с ними ради достижения мирного сосуществования всех народов... Православная Церковь отвергает религиозную нетерпимость и осуждает религиозный фанатизм, откуда бы он ни происходил» .

В целом Церковь выступает за гармоничное сосуществование религиозных общин и меньшинств и за свободу совести каждого человека и каждого народа. Мы должны вступать в межрелигиозный диалог с уважением, с рассуждением, с любовью и надеждой. Мы должны стараться понять, что является существенным для других, и избегать непродуктивной конфронтации. Последователи других религий призваны объяснить самим себе, как они могут истолковать свои религиозные верования в новых терминах, в свете новых вызовов. Подлинный диалог порождает новые интерпретации с обеих сторон.

В то же время мы не имеем права, стремясь быть вежливыми, недооценивать значимость трудных проблем. Никому не нужны поверхностные формы межрелигиозного диалога. В конечном счете сердцевиной религиозной проблемы остается поиск высшей истины. Ни у кого нет права – и это не соответствует ничьим интересам – ослаблять эту силу человеческого существования для того, чтобы достичь упрощенного примиренческого консенсуса по типу тех стандартных соглашений, которые заключаются на идеологическом уровне. В этой перспективе существенный вклад православия не в том, чтобы замалчивать его собственные особенности, глубокий духовный опыт и убежденность, но в том, чтобы их выявлять. Здесь мы подходим к деликатному вопросу о православной миссии или – как я предложил говорить тридцать лет назад – «православного свидетельства».

(2) В любом подлинно духовном взаимообщении мы всегда достигаем критического момента, когда сталкиваемся с действительной проблемой, порождающей различия. Когда апостол Павел встречался с афинянами в Ареопаге, то после диалога (Деян. 17, 17) он перешел к прямому свидетельству (17, 22-31). В своей речи он говорил об общей религиозной основе, а затем обратился к самому существу Евангелия: значению личности и дела Христа. Это возвещение было совершенно чуждо античному греческому мировоззрению и противоречило не только усложненному политеизму простого народа, но также изощренному атеизму философов-эпикурейцев и пантеизму стоиков.

Отбросив представление о замкнутой, самодостаточной космологической системе, автономной и безличной, Павел стал проповедовать действие личного Бога, Который сотворил вселенную из ничего, промышляет о мире и решительным образом вмешивается в историю. В противовес представлению об индивиде, живущем автоматически, акцент был сделан на свободе и любви, которые проявляются в общении между Богом и человеком. Этим парадоксом, который для афинян граничил с абсурдом, Павел ввел новый тип мышления. Он предложил радикальный пересмотр греческой мудрости через принятие Христа как центра творения, Того, Кто сообщает реальное существование миру. До этого времени понимание греческими интеллектуалами человека сводилось к представлению о мыслящем существе, осознающем самого себя и свое окружение посредством развития своего разума. Для Павла же основополагающий, переломный момент для человечества – его метанойя (изменение ума, покаяние) – должен быть направлен к любви Бога, Который недоступен для разума, но открылся в распятом и воскресшем Христе. Здесь мы имеем ясный пример понимания и уважения античных религиозных идей и в то же время их превосхождения в истине и силе христианского откровения. Православное «свидетельство» (или миссия) означает именно свидетельствование об опыте и уверенности. Мы исповедуем нашу веру не как интеллектуальное открытие, но как дар благодати Божией. Пренебрегать исполнением долга такого личного свидетельства – значит отвергать Евангелие.

Личное знание «превосходящей разумение любви Христовой» (Еф. 3, 19) остается наиболее глубоким христианским опытом и имеет прямое отношение к подлинно христианской миссии и евангелизации. Любовь высвобождает внутренние силы и открывает новые горизонты в жизни, которые ум не может вообразить. Свойственное православному христианину чувство, что он соединен со всем человечеством, и испытываемая им любовь к каждому человеку понуждают его сообщать всякому ближнему о величайшем благе, которое ему открылось.

Дары Божии нельзя эгоистически держать про себя – они должны быть доступны всем. Хотя определенные действия Божии могут относиться к какому-то народу и какому-то человеку, они, тем не менее, затрагивают все человечество. Если мы убеждены в том, что высшим человеческим правом является право превосходить животный и интеллектуальный уровни существования посредством участия во взаимоотношениях любви Троичного Бога, мы не может оставить эту убежденность для себя. Ибо это было бы худшей из несправедливостей. Однако все это не значит, что проповедь другому может сопровождаться насилием, что она может служить прикрытием для достижения иных целей, политических или экономических. Речь идет не о том, чтобы навязывать что-либо другому, а о том, чтобы свидетельствовать об уверенности, о личном опыте. Существенно, что в первые века христиане говорили о мартирии – о свидетельстве-мученичестве, о свидетельстве часто ценою жизни. Следует использовать все, что свойственно человеческой расе, но каждый человек должен оставаться совершенно свободным в выборе, который в конечном счете делает он сам. Уважение к свободе каждой человеческой личности всегда будет основным принципом православия.

Церковь, будучи «знаком» и таинством Царства Божия, началом нового человечества, преображенного Духом Святым, должна быть дарована всему миру. Она не должна быть закрытой общиной. Все, чем она располагает, и все, что она переживает, существует ради человечества в целом.

Православное «свидетельство» начинается в молчании – посредством участия в боли и страдании других, и продолжается в радости возвещения Евангелия, которое достигает кульминации в богослужении. Целью свидетельства всегда является создание евхаристических общин в новых местах для того, чтобы люди совершали таинство Царства Божия в своем собственном культурном контексте, распространяя славу и присутствие Бога там, где они живут. Таким образом, православное свидетельство – это личное участие в распространении нового творения, которое уже совершилось во Христе и которое придет к своему исполнению в «последние времена». Для того чтобы евангелизировать мир, Православная Церковь не нуждается в применении насилия или нечестных методов, которые порой искажали существо «христианской миссии». Она уважает особенность человека и его культуры и использует свои собственные методы – литургическую жизнь, совершение таинств, искреннюю любовь. Православная миссия не может быть ограничена участием в организации образования, оказанием медицинской помощи и предоставлением средств для внешнего развития. Она должна нести всем, особенно бедным и униженным, веру в то, что каждый человек имеет уникальную ценность, что, поскольку он сотворен по образу и подобию Божию, его предназначением является нечто величайшее – стать «христоносцем», причаститься божественной славе, достичь обожения. Это – основа для всех других выражений человеческого достоинства. Христианская вера предлагает высочайшую антропологию, превышающую любое гуманистическое видение. Принимать ее или нет – это дело свободного выбора и ответственности людей. Последователи других религий резко критикуют различные христианские миссии, когда видят, что миссионерская деятельность сопровождается проявлением высокомерия и гордыни или связана с нерелигиозными интересами, в том числе интересами государственной власти. В то же время было бы неправильно отождествлять христианскую миссию вообще с ошибками, характерными для какой-то части западного христианства или одного исторического периода (например, периода колониализма). Суровая критика обращена к «христианам», а не ко Христу. Все изменится в мире, если мы, христиане, будем жить и действовать и соразмерять нашу миссию, идя по стопам Христа. Сила Божия часто проявляется через парадокс отсутствия мирской силы и может быть пережита только в таинстве любви, во внешней простоте.

Мы нуждаемся в постоянной честной самокритике и в покаянии. Это означает не ограничение православного свидетельства, которое приведет к бесцветному диалогу, но, скорее, свободное принятие логики любви, всегда революционной логики Христа, Который «истощил себя» для того, чтобы прийти и обитать в особой человеческой реальности. Следование образу Его жизни и смерти в постоянном личном преображении «от славы в славу» (2Кор.3,18). Целью православных является не ограничение или сведение к минимуму своего «свидетельства», но жизнь в соответствии с призванием: идти за Христом.

«Те, которые жили согласно со Словом (разумом), суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами – Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров – Авраам, Анания, Азария и Мисаил, и Илия и многие другие; пересказывать их действия или имена было бы, я знаю, утомительно, и в настоящий раз я удержусь от этого» (Апология 1, 46).

Подробнее об этой богословской позиции см.: Anastasios (Yannoulatos). Emerging Perspective of the Relationships of Christians to People of Other Faith – An Eastern Orthodox Christian Contribution. – International Review of Mission, 77 (1988); Facing People of Other Faiths from an Orthodox Point of View – Holy Cross Conference, 3rd International Conference of Theological Schools: Icon and Kingdom: Orthodox Face the 21 м Century. – The Greek Orthodox Theological Review, 58 (1993).

Иоанн Кармирис. Универсальность спасения во Христе. – Praktikatis Akadimias Athinon. 1980. Т. 55 (Афины, 1981). С. 261-289 (на греч. яз.); также: Спасение людей Божьих вне Церкви. – Там же. 1981. Т. 56 (Афины, 1982). С. 391-434.

Император Иоанн VI Кантакузин (ум. 1383) замечает: «Мусульмане препятствовали своим людям вступать в диалог с христианами, конечно, для того, чтобы они не могли во время собеседования получить ясное познание истины. Христиане же уверены в чистоте своей веры, и в правоте, и в истине учения, которого они держатся, и поэтому они не создают никаких препятствий своим людям, но каждый из них имеет полную свободу и власть обсуждать веру, с кем хочет» (Против мусульман).

Без осмысления всего происходящего в Церкви, без элементарных знаний о Православии невозможна подлинно христианская жизнь. Какие вопросы и ошибочные суждения бывают о Православной вере у новоначальных, разбирался портал «Православная жизнь».

Мифы развеивает преподаватель Киевской духовной академии Андрей Музольф, напоминая: тот, кто ничему не учится, рискует навсегда остаться новоначальным.

– Какие существуют аргументы в пользу того, что единственный правильный выбор на своем духовном пути человек должен сделать в пользу Православия?

– По словам митрополита Сурожского Антония, человек никогда не сможет воспринять Православие как личную веру, если не увидит свет Вечности в глазах другого православного. Один современный православный богослов как-то сказал, что единственный важный аргумент в пользу истинности именно Православия – святость. Только в Православии мы находим ту святость, к которой стремится душа человека – «христианка» по своей природе, как об этом говорит церковный апологет начала IIIвека Тертуллиан. И эта святость несравнима с представлениями о святости других религий или вероисповеданий. «Скажи мне, кто твой святой, и я скажу тебе, кто ты и какова твоя церковь», – так можно перефразировать известную поговорку.

Именно по святым той или иной церкви можно определить ее духовную сущность, ее стержень, потому что идеал церкви – это ее святой. По тому, какими качествами обладал святой, можно сделать вывод, к чему призывает и сама церковь, ведь святой – это пример для подражания всем верующим.

– Как относиться к святым и святыням других религий?

– Святость Православия – святость жизни в Боге, святость смирения и любви. Она кардинально отличается от той святости, которую мы наблюдаем в других христианских и нехристианских вероисповеданиях. Для православного святого целью жизни была прежде всего борьба с собственным грехом, стремление к соединению со Христом, обожение. Святость в Православии – это не цель, это следствие, результат праведной жизни, плод единения с Богом.

Святые Православной Церкви считали себя самыми грешными людьми в мире и недостойными даже именовать себя христианами, в то время как в некоторых других конфессиях святость была самоцелью и по этой причине, вольно или невольно, рождала в сердце такого «подвижника» только гордость и честолюбие. Пример тому – жития таких «святых», как блаженная Анжела, Тереза Авильская, Игнатий Лойола, Екатерина Сиенская и другие, которые были канонизированы Римско-Католической Церковью, а некоторые из них даже причислены к лику Учителей Вселенской Церкви.

Канонизация подобных святых – прославление человеческих пороков и страстей. Подлинная же Церковь такого совершить не может. Каким должно быть отношение к таким «святым» у православных христиан – ответ, думаю, очевиден.

– Почему Православная Церковь так нетерпима в отношении других религий?

– Православная Церковь никогда не призывала своих последователей к какой-либо нетерпимости, тем более – религиозной, ведь любая нетерпимость рано или поздно может перерасти в злобу и гнев. В случае же религиозной нетерпимости неприязнь легко может быть переадресована с самого религиозного учения на его представителей и сторонников. По словам патриарха Албанского Анастасия, «православная позиция может быть критической только по отношению к другим религиям как системам; однако по отношению к людям, принадлежащим к другим религиям и идеологиям, это всегда позиция уважения и любви – по примеру Христа. Ибо человек продолжает быть носителем образа Божия». Блаженный Августин предупреждает: «Мы должны ненавидеть грех, но не грешника», – и поэтому если наша нетерпимость приводит к гневу на того или иного человека, значит мы стоим на дороге, ведущей не ко Христу, а от Него.

Бог действует во всем творении, и потому даже в других религиях есть пусть и слабые, но все же отблески той Истины, которая в полноте выражена только в христианстве. В Евангелии мы видим, как Господь Иисус Христос неоднократно хвалил веру тех, кого иудеи считали язычниками: веру женщины-хананеянки, самарянки, римского сотника. Кроме того, мы можем вспомнить эпизод из книги Деяний Святых Апостолов, когда апостол Павел прибыл в Афины – город, как ни один другой изобиловавший всеми возможными религиозными культами и вероучениями. Но при этом святой апостол Павел не стал сразу укорять афинян в многобожии, а попытался через их политеистические склонности привести их к познанию Единого Истинного Бога. Точно так же и мы должны проявлять к представителям других конфессий не нетерпимость, а любовь, ведь только примером собственной любви мы можем показать другим, насколько христианство выше всех остальных вероучений. Сам Господь наш Иисус Христос сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).

– Почему Бог попускает злу совершиться?

– В Священном Писании сказано: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия» (Прем. 1:13). Причина появления в этом мире зла – дьявол, высший падший ангел, и его зависть. Премудрый так и говорит: «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его» (Прем. 2:23-24).

В сотворенном Богом мире нет такой «части», которая сама по себе была бы злом. Все, созданное Богом – благо само по себе, ведь даже бесы – это ангелы, которые, к сожалению, не сохранили своего достоинства и не устояли в добре, но которые все же изначально, по природе своей, были сотворены благими.

Ответ на вопрос, что такое зло, был хорошо выражен святыми отцами Церкви. Зло – это не природа, не сущность. Зло – это определенное действие и состояние того, кто производит зло. Блаженный Диадох Фотикийский, подвижник V века, писал: «Зло – не есть; или вернее, оно есть лишь в тот момент, когда его совершают».

Таким образом, мы видим, что источник зла заключен вовсе не в устроении этого мира, а в свободной воле сотворенных Богом существ. Зло существует в мире, но не так, как существует в нем все то, что имеет свою особую «сущность». Зло – это уклонение от добра, и оно существует не на уровне субстанции, но лишь в той мере, насколько сотворенные Богом свободные существа уклоняются от добра.

Исходя из этого, мы можем утверждать, что зло – нереально, зло – это небытие, оно не существует. По словам блаженного Августина, зло – это недостаток или, вернее, порча добра. Добро, как мы знаем, может возрастать или же уменьшаться, и вот уменьшение добра и есть зло. Самое яркое и содержательное определение тому, что есть зло, по моему мнению, дает известный религиозный философ Н.А. Бердяев: «Зло есть отпадение от абсолютного бытия, совершенное актом свободы... Зло есть творение, обоготворившее себя».

Но в таком случае возникает вопрос: почему же Бог с самого начала не сотворил вселенную без возможности возникновения в ней зла? Ответ таков: Бог допускает зло лишь как некое неизбежное состояние нашей столь еще несовершенной вселенной.

Для преображения этого мира необходимо было преображение и самого человека, его обожение, а для этого человек должен был изначально утвердиться в добре, показать и доказать, что он достоин тех даров, которые были заложены в его душу Творцом. Человек должен был раскрыть в себе образ и подобие Божие, причем сделать это он мог только свободно. По словам английского писателя К.С. Льюиса, Бог не желал создавать мир послушных роботов: Он хочет иметь только сыновей, которые будут обращаться к Нему лишь по любви.

Лучшим объяснением причины существования в этом мире зла и того, как Сам Бог может терпеть его существование, как мне кажется, являются слова митрополита Сурожского Антония: «Бог берет на себя полную ответственность за создание мира, человека, за свободу, которую Он дает, и за все те последствия, к которым эта свобода приводит: страдание, смерть, ужас. А оправдание Бога в том, что Он Сам становится человеком. В лице Господа Иисуса Христа входит в мир Бог, облекшись плотью, соединившись с нами всей человеческой судьбой и неся на Себе все последствия дарованной Им же Самим свободы».

– Если человек родился в неправославной стране, не получил православного воспитания и некрещеным умер – для него нет спасения?

– В послании к Римлянам святой апостол Павел пишет: «Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2:14-15). Выразив подобную мысль, Апостол задает вопрос: «Если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание?» (Рим. 2:26). Таким образом, апостол Павел высказывает предположение, что некоторые нехристиане в силу своей добродетельной жизни и благодаря исполнению Закона Божьего, написанного в их сердцах, могут все же быть удостоены славы от Бога и, как следствие, быть спасены.

О тех людях, которые, к сожалению, не смогли или же не смогут принять Таинство Крещения, предельно ясно писал святитель Григорий Богослов: «Иные даже не имеют возможности и принять дара [Крещения], или, может, быть, по малолетству, или по какому-то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются принять благодати… последние, не принявшие Крещения, не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны, потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы… Ибо не всякий… недостойный чести, достоин уже наказания».

Святой Николай Кавасила, известный православный богослов XIVвека, говорит о возможности спасения некрещеных людей нечто, еще более интересное: «Многих, когда они еще не были крещены водою, крестил Сам Жених Церкви. Многим посылал он облако с небес и воду из земли сверх ожидания и, таким образом крестил их, а большую часть воссоздал сокровенно». Приведенные слова прославленного богослова XIVвека прикровенно указывают на то, что некоторые люди, оказавшись в мире ином, станут причастниками жизни Христа, Его Божественной Вечности, так как окажется, что их приобщение к Богу было совершено особым таинственным образом.

Поэтому рассуждать о том, кто может спастись, а кто нет, мы попросту не имеем права, ведь совершая подобные пересуды, мы возлагаем на себя функции Судьи душ человеческих, которые принадлежат одному только Богу.

Беседовала Наталья Горошкова