Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Содержание статьи

ФУНКЦИОНАЛИЗМ В ЛИНГВИСТИКЕ. Термин «функционализм» используется для обозначения определенного набора методологических установок в ряде гуманитарных научных дисциплин, прежде всего в лингвистике, психологии и социологии. В науке о языке функционализмом называется теоретический подход, который утверждает, что фундаментальные свойства языка не могут быть описаны без обращения к понятию функции. К числу наиболее ключевых функций языка относятся коммуникативная (язык как средство передачи информации от одного человека другому) и эпистемическая, или познавательная (язык как средство хранения и переработки информации). Многие современные направления функционализма ставят перед собой более конкретную задачу – объяснение языковой формы ее функциями.

Хотя лингвистический функционализм сформировался лишь в течение двух последних десятилетий, соответствующее направление мысли присутствовало в лингвистике, вероятно, на протяжении всей ее истории. При обсуждении языковой формы нужно специальное усилие, чтобы отвлечься от вопроса о том, для чего эта форма нужна говорящим. Например, даже самое формальное описание грамматической категории времени обычно опирается на предположение, что грамматическое время как-то соотносится со временем в реальном мире.

К числу предшественников современного функционализма можно причислить таких ученых, как А.А.Потебня, И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.М.Пешковский, С.Д.Кацнельсон в России; Э.Сепир в Америке; О.Есперсен, В.Матезиус и другие «пражцы», К.Бюлер, Э.Бенвенист, А.Мартине в Европе. Одна из наиболее ранних программных публикаций функционализма – Тезисы Пражского лингвистического кружка (1929), в которых Р.О.Якобсон, Н.С.Трубецкой и С.О.Карцевский определяли язык как функциональную и целенаправленную систему средств выражения. Функциональные идеи были конкретизированы в работах чешского лингвиста В.Матезиуса, который предложил понятие актуального членения предложения. Немецкий психолог и лингвист К.Бюлер в 1930-е годы предлагал различать три коммуникативные функции языка, соответствующие трем участникам/компонентам коммуникативного процесса (говорящему, слушающему и предмету речи) и трем грамматическим лицам – экспрессивную (самовыражение говорящего), апеллятивную (обращение к слушающему) и репрезентативную (передача сведений о внешнем по отношению к коммуникации мире). Р.О.Якобсон развил функциональную схему Бюлера и идеи пражцев, предложив более детальную модель, включавшую шесть компонентов коммуникации – говорящего, адресата, канал связи, предмет речи, код и сообщение. На основании этой модели были исчислены шесть функций языка: в дополнение к трем бюлеровским функциям, переименованным соответственно в эмотивную, конативную и референтивную, были введены фатическая (разговор исключительно ради проверки канала общения, например дежурный диалог о погоде; термин «фатическая коммуникация» принадлежит британскому этнографу Б.Малиновскому), метаязыковая (обсуждение самого языка общения, например объяснение того, что значит то или иное слово) и поэтическая (сосредоточение внимания на сообщении ради него самого путем «игры» с его формой). В 1960-е годы идеи функционализма подробно разрабатывались французским лингвистом А.Мартине. Наиболее широко известен сформулированный и описанный им принцип экономии как важнейший фактор исторического развития языка. Согласно этому принципу, изменение языка – компромисс между потребностями коммуникации и стремлением человека к минимизации усилий.

В дальнейшем рассматривается функционализм в его современной форме, хотя многие из обсуждаемых идей в зачаточном или разрозненном виде присутствовали и в более ранних работах.

Место функционализма в современной лингвистике во многом определяется его противостоянием другой методологической установке – формализму, в особенности генеративной грамматике Н.Хомского. Языковая структура в разных версиях генеративной грамматики определяется аксиоматически, при этом универсальная грамматика (языковая компетенция) считается врожденной и потому не нуждающейся в объяснении функциями (употреблением) и не связанной с другими когнитивными «модулями» и т.д.

Противопоставление формализма и функционализма не является очевидным. Здесь участвуют по крайней мере два различных, логически независимых параметра: 1) интерес к формальному аппарату представления лингвистических теорий и 2) интерес к объяснениям языковых фактов. Функционалисты в отдельных случаях формализуют свои результаты, но не готовы к тому, чтобы объявить формализацию главной целью лингвистического исследования. Формалисты объясняют языковые факты, но объясняют их не языковыми функциями, а аксиомами, которые формулируются априори. (Основой такого подхода является ключевой для генеративизма принцип методологического монизма, отрицающий равноправие двух принципиально различных типов научного объяснения – характерного для естественных наук каузального и свойственного гуманитарным наукам телеологического; научным признается только первый). Таким образом, различие между функционализмом и формализмом на определенном уровне рассмотрения может рассматриваться как различие в главном «фокусе интереса». Для функционалистов он состоит в том, чтобы понять, почему язык (и язык в целом, и каждый конкретный языковой факт) устроен так, как он устроен. Функционалисты не обязательно негативно относятся к формализации, просто этот вопрос для них не является главным.

Следует отметить, что в начале 20 в. центральное для формализма понятие структуры и, соответственно, определение «структурный» и определение «функциональный» не только не противопоставлялись, но часто и объединялись (В.Матезиус, Р.О.Якобсон). Например, ставшее ныне общепризнанным понятие фонемы, введенное структуралистами, поначалу основывалось на некоторой функциональной идеологии: фонема – это совокупность физических звуков, которые идентичны друг другу с точки зрения их функции в языке.

Ниже упоминаются лишь основные идеи и представители современного функционализма, поскольку он представляет собой мозаичный конгломерат направлений. Летом 1995 была проведена первая международная конференция по функционализму (Альбукерке, США). На этой конференции были представлены многие из направлений, упоминаемых ниже.

Характерные черты и принципы лингвистического функционализма.

Следует назвать несколько важных и взаимосвязанных характеристик современного функционализма, отличающих его от большинства формальных теорий. Эти характеристики в конечном счете связаны с основополагающим постулатом о примате функции по отношению к форме и об объяснимости формы функцией.

Во-первых, функционализм – это принципиально типологически ориентированная лингвистика (см . ТИПОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ). Функционализм не формулирует никаких априорных аксиом о структуре языка и интересуется всем объемом фактов естественных языков (в противоположность генеративной грамматике, которая первоначально была создана Н.Хомским как некая абстракция английского синтаксиса, а в течение 1970–1990-х годах подвергалась существенным изменениям в попытках примирить материал типологически разнородных языков с априорной аксиоматикой). Даже те функциональные работы, которые имеют дело с каким-то одним языком (будь то английский или какой-нибудь «экзотический» язык), как правило, содержат типологическую перспективу, т.е. помещают факты рассматриваемого языка в пространство типологических возможностей. Вторая характеристика функционализма – эмпиризм, оперирование с большими корпусами данных (ср. обсуждаемые ниже типологические базы данных или корпусы разговорного языка, используемые в дискурсивных исследованиях Эмпиризм вовсе не подразумевает антитеоретичности; многие функциональные работы представляют собой вполне связные лингвистические теории. В-третьих, для функционализма типично использование количественных методов – от простых подсчетов до статистики в полном объеме. Наконец, для функционализма характерна междисциплинарность интересов. Функционалисты часто работают на непосредственном стыке или даже на территории других наук – таких, как психология, социология, статистика, история, естественные науки. Это движение очень характерно для современной науки в целом и противоположно искусственному воздвижению границ, преобладавшему в течение большей части 20 в.

Основополагающая идея функционализма – признание того, что языковая система производна от своего рода «экологического контекста», в котором функционирует язык, т.е., в первую очередь, от общих свойств и ограничений человеческого мышления (иначе говоря, когнитивной системы человека) и от условий межличностной коммуникации. Поэтому объяснения языковой формы, используемые функционалистами, обычно адресуются к явлениям, внешним по отношению к исследуемому объекту (т.е. по отношению к языковой форме). Функционалисты предлагают множество различных типов объяснений, отметим наиболее распространенные. В начале 1980-х годов А.Е.Кибрик и Дж.Хэйман напомнили о принципе иконичности , т.е. непроизвольном, мотивированном соответствии между формой и функцией. Этот принцип редко упоминался в лингвистике 20 в., в которой доминировал постулат Ф.Соссюра о произвольности знака. В частности, согласно Хэйману, формальное расстояние между выражениями соответствует концептуальному расстоянию. Выражение повалить не синонимично выражению заставить упасть , так как во втором случае, в отличие от первого, причина и следствие, скорее всего, имеют место в разные моменты времени и без физического контакта. Другой пример: в сочиненных конструкциях с временным значением порядок составных частей отражает реальный порядок событий; Он разделся и прыгнул в воду – это не то же самое, что Он прыгнул в воду и разделся . Очень важен для современного функционализмапринцип мотивации грамматики дискурсивным, или текстовым употреблением. Грамматика трактуется функционалистами как результат рутинизации, «кристаллизации» свободного дискурсивного употребления. Например, между фрагментами дискурса имеют место смысловые отношения типа причина , последовательность , условие и т.п. В грамматике эти смысловые отношения могут «кристаллизовываться» в виде соответствующих типов сложноподчиненных конструкций (причинных, временных, условных) и характерных для них союзов (так как , когда , если ). Конкретные проявления принципа дискурсивной мотивации могут быть различными; одно из них описывается с помощью понятия частоты, что было сформулировано в крылатом высказывании Дж.Дюбуа: «что говорящие делают чаще, то грамматика кодирует лучше». Еще один очень распространенный способ объяснения – диахронический, или исторический: в соответствии с этим принципом та или иная языковая модель устроена так, как она устроена, потому что она произошла из некоторой другой модели. Данный принцип имеет чрезвычайно богатую историю; это не что иное, как воплощение в науке о языке методологической установки историзма, господствовавшей в большинстве наук в 19 в., на который как раз и пришлось формирование лингвистики как академической дисциплины. Не приходится удивляться тому, что лингвистика 19 в. была почти исключительно исторической и, в известном смысле, только тем и занималась, что порождала диахронические объяснения фактов языка. После длительного постсоссюровского периода, в течение которого в центре лингвистической теории находились задачи синхронного описания системы языка, общее возрождение интереса к объяснению языковых фактов способствовало возрождению интереса и к диахроническим объяснениям: еще одно крылатое выражение, принадлежащее современному функционалисту Т.Гивону, гласит, что «сегодняшняя морфология – это вчерашний синтаксис». Например, во многих языках согласовательные аффиксы в глаголах происходят из местоимений, которые прошли через стадию лишенных самостоятельного ударения клитик и затем «вросли» в состав глагольных словоформ.

Главная проблема с функциональными объяснениями состоит в том, что эти объяснения не носят универсального характера. Если некоторая языковая форма Х объяснима функцией F, то почему же не во всех языках функция F выражается формой Х? Наиболее распространенный ответ на этот вопрос сводится к постулированию так называемых «конкурирующих мотиваций». Предполагается, что в каждой точке языковой структуры действуют разнонаправленные силы, и то, какая из них победит, зависит от многих обстоятельств. Вопрос о том, когда и в силу чего побеждает та или иная из конкурирующих мотиваций, является для современного функционализма одним из самых насущных.

Течения в рамках функционализма.

В рамках современного функционализма можно выделить несколько течений, различающихся по степени радикальности. Во-первых, можно говорить о «пограничных» функционалистах, которые рассматривают функциональный анализ как некоторый «довесок» к анализу формальному; сюда относятся, например, работы С.Куно и Дж.Хокинса. Во-вторых, существует группа «умеренных» функционалистов, которые исследуют в основном грамматику, считают ее структурой отчасти автономной, а отчасти мотивированной функциями и часто придают немалое значение формализации; эта группа представлена, например, работами Р.Д.Ван Валина или М.Драера, а также «функциональной грамматикой» С.Дика. Наконец, существует целая гамма «радикальных» функционалистов, которые считают, что грамматика во многом или даже в основном может быть сведена к дискурсивным факторам (Т.Гивон, У.Чейф, С.Томпсон и особенно П.Хоппер).

Осознав себя как новое направление научной мысли, функционализм посвятил достаточно много усилий переосмыслению традиционных лингвистических понятий. Здесь в первую очередь следует упомянуть работы П.Хоппера и С.Томпсон о таких базовых языковых категориях, как переходность (1980) и части речи (1984). Особый интерес представляет концепция семантической переходности, отличной от традиционного понимания грамматической переходности как способности глагола иметь прямое дополнение. Семантическая переходность, по Хопперу и Томпсон, является характеристикой не глагола, а так называемой элементарной предикации, именуемой в английской грамматической терминологии clause; из-за отсутствия русского аналога этот термин, важный для типологических исследований, был недавно заимствован («клауза», реже «клауз»), но остается весьма нетрадиционным. Клауза может образовывать самостоятельное предложение или же входить в предложение в качестве его части – несамостоятельного предложения, например придаточного, или же какого-либо оборота, например причастного или деепричастного Семантическая переходность клаузы может быть выражена в разной степени, тогда как с точки зрения традиционной грамматики глагол может быть либо переходным, либо непереходным. Прототипическая (образцовая) переходная клауза характеризуется наличием двух индивидуализированных участников, причем производитель действия (агенс) осуществляет сознательный контроль над своим действием, а объект действия (пациенс) в это действие вовлечен; это действие является предельным и точечным; оно утверждается и т.д.; в периферийных реализациях переходности параметры из этого набора могут быть представлены в различных комбинациях. На материале многих языков было показано, что эти параметры, на первый взгляд мало связанные друг с другом, варьируют сходным образом и выражаются идентичными средствами. Хоппер и Томпсон предложили дискурсивные обоснования категориям переходности и частей речи. В дальнейшем П.Хоппер выступил с идеей «зарождающейся» (emergent) грамматики, фактически сводя грамматику к повторяющимся дискурсивным моделям.

Наиболее типичным представителем и одновременно идеологом функционализма является американский лингвист Т.Гивон. Гивон – один из родоначальников функционализма 1970-х годов, он одним из первых указал на связь синтаксиса и дискурса; основатель книжной серии Типологические исследования по языку , которая является основным «рупором» функционализма, и создатель дискуссионной электронной сети FUNKNET. Гивон является также составителем нескольких сборников статей, которые на годы вперед определили развитие функционализма, среди них Дискурс и синтаксис (1979) и Непрерывность топика в дискурсе: Количественное сопоставительное исследование (1983). Наконец, Гивон – автор масштабных трудов, во многом определявших в разные годы «лицо» функционализма: О понимании грамматики (1979); Синтаксис: функционально-типологическое введение (1984–1990); Функционализм и грамматика (1995). В книге Функционализм и грамматика , лейтмотивом которой является самокритика функционализма, уточнение методологии и отказ от радикализма, обсуждаются такие вопросы, как степень мотивированности грамматики; возможности взаимодействия лингвистики с когнитивной психологией и нейрофизиологией; функционально-типологические аспекты переходности; теория и типология модальности; реальность структуры составляющих в предложении; связность текста и связность мысли; параллельная эволюция языка, интеллекта и мозга; связь между жестом и вокальным сигналом и др.

К числу достижений Гивона, оказавших влияние на лингвистику 1980–1990-х годов, относится количественная методология определения «доступности топика» (в терминологии Гивона «топик» – это тот предмет, о котором идет речь в данном дискурсе; как будет ясно из дальнейшего, это не единственное значение данного термина) и выбора языковых способов обозначения предмета речи (референта) в тексте. Предпосылкой этой методологии был тезис о так называемом иконизме языковой структуры. В области референции это означает, что чем более ожидаем, предсказуем референт, тем меньше усилий требуется для его «обработки» и тем меньше формального материала затрачивается на его кодирование. Методологическая идея состояла в том, что предсказуемость референта («непрерывность топика») может быть количественно измерена. Гивоном было предложено несколько количественных измерений, среди которых наиболее широко используется «референциальное расстояние» от данной точки дискурса назад до ближайшего предшествующего упоминания референта; чем меньше расстояние, тем выше предсказуемость. В терминах этой модели было выполнено множество работ по самым различным языкам и языковым феноменам. В более поздних работах проблематика референциальной связности была переистолкована в духе тезиса о том, что грамматика – это набор инструкций по ментальной обработке дискурса, которые говорящий дает слушающему (сам этот тезис представляет собой вариацию общего функционалистского положения о подчиненности грамматики коммуникативным процессам). Гивон, рассматривающий свою работу как продвижение от узко-лингвистического исследования текста к более широкому исследованию интеллекта, предложил когнитивную модель референциальной связности, в которой различается два вида операций: активация внимания и поиск в памяти.

В работах Гивона уделяется примерно равное внимание исследованию дискурса и морфосинтаксиса. Ниже преимущественно рассматриваются направления функционализма, связанные с морфосинтаксисом; о дискурсивных исследованиях см . ДИСКУРС; ТЕКСТ; .

Для современной (особенно американской) лингвистики характерно стремление строить глобальные теории, объясняющие большой объем языковых фактов (ср. генеративную грамматику Н.Хомского, реляционную грамматику П.Постала и Д.Перлмуттера, когнитивную грамматику Р.Лэнакера). Для функционалистов построение глобальных теорий гораздо менее типично. Одно из исключений – это референциально-ролевая грамматика (role and reference grammar), предложенная в 1970-е годы и сейчас развиваемая главным образом Р.Д.Ван Валином и его последователями. Референциально-ролевая грамматика (РРГ) освещается в книгах Функциональный синтаксис и универсальная грамматика (У.Фоли и Р.Ван Валин, 1984) и Успехи референциально-ролевой грамматики (под редакцией Р.Ван Валина, 1993). РРГ – это глобальная теория, претендующая на охват языка в целом, а не какого-то частного круга явлений. Это означает, что трактовка самых разнородных языковых явлений должна быть единообразной и выводиться из ограниченного круга первоначальных постулатов. В отличие от радикальных функционалистов, Ван Валин уделяет основное внимание исследованию грамматики и не считает, что грамматика может быть сведена к каким-либо другим феноменам (например, дискурсным процессам). В отличие от Хомского, он стремится не только к описанию, но и к объяснению грамматики и признает, что язык не сводится к грамматике. РРГ изначально является типологически ориентированной теорией и опирается на данные самых разнообразных языков.

РРГ признает единственный синтаксический уровень и не предполагает никакого аналога трансформаций. Синтаксический уровень непосредственно связывается с семантическим уровнем. Основные компоненты РРГ в ее нынешнем виде следующие: теория структуры клаузы; теория семантических ролей и лексического представления; теория синтаксических отношений и падежа; теория сложного предложения.

Согласно РРГ, клауза состоит из нескольких «слоев»: предиката, аргументов, прочих зависимых от предиката элементов, и «предцентральной позиции» (в которой располагаются, например, вопросительные слова ряда языков). К каждому слою клаузы могут применяться операторы, семантически модифицирующие элементы соответствующего слоя. Пример оператора, областью действия которого является предикат, – грамматический вид; операторы клаузы в целом – грамматическое время, иллокутивная сила (о последней см . РЕЧЕВОЙ АКТ). Особый аспект структуры клаузы – ее информационная структура. Высказывание, согласно РРГ, включает топик (информацию, которую говорящий считает уже известной) и фокус (информацию, добавляемую к топику). В утвердительном высказывании фокус утверждается, в вопросительном является объектом вопроса. Фокус может быть узким и распространяться лишь на одну составляющую (например, именную группу: Что сломалось ? – Сломалась МОЯ МАШИНА ), а может быть широким; в последнем случае различается предикатный фокус (Как твоя машина ? – Она СЛОМАЛАСЬ ) и сентенциальный фокус (Как дела ? – У МЕНЯ МАШИНА СЛОМАЛАСЬ ). Средства маркирования информационной структуры могут быть синтаксическими, морфологическими и просодическими.

Получившие наиболее широкую известность понятия РРГ – это «макророли» Актор (Actor) и Претерпевающий (Undergoer). Наиболее типичный Актор – это агенс, но при отсутствии агенса Актором оказывается аргумент, занимающий более низкое положение в ролевой иерархии; наиболее типичный Претерпевающий – это пациенс. Макророли представляют собой опосредующее звено между чисто семантическими ролями (к числу которых относятся агенс, пациенс, адресат, инструмент и т.п.) и так называемыми синтаксическими отношениями (это отношения между сказуемым и зависимыми от него именными группами; примеры синтаксических отношений – подлежащее, прямое дополнение и т.д. РРГ не предполагает, что во всех языках должны выделяться синтаксические отношения; там же, где таковые отношения выделяются, они могут быть устроены по-разному. Так, в ачинском языке (австронезийская семья, Суматра) все синтаксические конструкции вполне могут быть описаны в терминах макроролей, и привлекать дополнительный уровень синтаксических отношений нет никакой необходимости.

Теория сложного предложения в РРГ состоит из двух основных частей: теории структуры сложного предложения и установления связи между семантическим и синтаксическим представлением сложного предложения. Большое внимание уделяется случаям, промежуточным между сочинением и подчинением в традиционном понимании этих терминов.

РРГ применяется к широкому кругу разнообразных грамматических явлений, к изучению усвоения языка ребенком и речевых расстройств, а также к интерпретации данных нейролингвистических исследований, использующих технику позитронно-эмиссионной томографии.

Проблема неуниверсальности синтаксических отношений подробно разрабатывалась в 1970–1990-е годах российским функционалистом А.Е.Кибриком. Состоит эта проблема в том, что понятия подлежащего, прямого дополнения и т.д., которые часто принимаются (без доказательства) за базовые универсальные понятия, в действительности устроены весьма сложно и по-разному в разных языках, а для описания некоторых языков просто избыточны. В серии работ, основанных на материале разноструктурных языков, А.Е.Кибрик разработал так называемую холистическую(целостную)типологию структуры клаузы. В структуре клаузы выделяются три основных семантических «оси», которые могут кодироваться посредством синтаксических отношений: это уже упомянутые семантические роли, коммуникативные характеристики, или «информационный поток» (тема/рема, данное/новое и т.д.), и дейктические характеристики (говорящий/слушающий/прочие, здесь/там и т.д.). Ролевая ось является самой важной; именно на основе элементарных семантических ролей определяются гиперроли, лежащие в основе различных конструкций предложения, определяющих так называемый «строй языка»: номинативно-аккузативный (при котором пациенс переходного глагола выражается особой формой, называемой формой винительного падежа, и противопоставлен агенсу как переходного, так и непереходного глагола), эргативный (при котором агенс переходного предложения формально противопоставлен пациенсу и непереходному агенсу, которые выражаются одинаково) и активный (при котором агенс противопоставлен пациенсу независимо от переходности) Три семантических оси выражаются тремя логически возможными способами: нулевым, сепаратным (разные значения выражаются по отдельности) и кумулятивным (более одного значения выражается единой формой). Термин «подлежащее» был выработан на основе языкового типа, в котором кумулятивно выражаются несколько семантических осей, отсюда его неуниверсальность.

Согласно А.Е.Кибрику, языки могут различаться с точки зрения того, какие семантические оси они морфосинтаксически кодируют. Так, существуют языки, которые не кодируют ни одной из семантических осей (например, индонезийский язык риау). Далее, есть «чистые» языки, ориентированные преимущественно на одну ось: на семантические роли (например, дагестанские языки), на коммуникативные характеристики (тибето-бирманский язык лису, Таиланд), на дейктические характеристики (язык ава-пит, Эквадор). Наконец, большинство языков представляют разнообразные виды смешений: они кодируют более одной семантической оси в одной и той же клаузе. При этом смешения могут происходить по сепаратному и по кумулятивному способам, и в результате образуется большое число логически возможных типов. Например, в тагальском языке (Филиппины) используется сепаратная коммуникативно-ролевая стратегия, т.е. в клаузе одновременно, но раздельно кодируются ролевые и коммуникативные характеристики именных групп. В тех случаях, когда смешение семантических осей происходит кумулятивно, в языках возникают различные подлежащеобразные синтаксические статусы. Так, типичное подлежащее индоевропейских (синтаксически аккузативных) языков включает и ролевые, и коммуникативные компоненты. В данной концепции морфосинтаксические особенности индоевропейских языков, которые долго рассматривались как «точка отсчета» при исследовании языков других семей и ареалов, оказываются лишь одной маленькой клеткой в исчислении языковых типов.

В работах А.Е.Кибрика были даны функциональные объяснения и целому ряду других морфосинтаксических явлений. Так, в 1980 он сформулировал типологическое наблюдение о предпочтительном порядке словоизменительных морфем в глаголе агглютинативных языков. Линейный порядок аффиксов, с точки зрения близости к корню, обычно бывает следующим: корень – вид – время – наклонение. Объяснение этой формальной закономерности лежит в области семантики: каждая следующая позиция в иерархии доминирует над предыдущей, т.е. производит над ней некоторую семантическую операцию. Таким образом, линейная организация словоформы иконически отражает семантическую иерархию.

Аналогичное наблюдение было сделано и американской исследовательницей Дж.Байби в книге Морфология: Исследование связи между значением и формой (1985). В терминах Байби, ближе к корню маркируются те грамматические категории, которые являются наиболее существенными с точки зрения влияния на семантику корня; этот же фактор рассматривался Байби и при трактовке противопоставления словоизменения и словообразования, которое считается ею градуальным. Байби придает большое значение классическому вопросу об использовании языковых форм в речи: порождаются они по грамматическим правилам или извлекаются из памяти в готовом виде? С ее точки зрения, наиболее частотные формы хранятся готовыми и поэтому часто оказываются нерегулярными.

В книге Дж.Байби, Р.Перкинса и У.Пальюки 1994 Эволюция грамматики: Время, вид и модальность в языках мира речь идет не столько о синхронных, сколько о диахронических (исторических) объяснениях морфологических явлений. Байби и ее соавторы отвергают соссюровский постулат о принципиальной противоположности вневременного (синхронического) и исторического (диахронического) аспектов языка. Основным элементом концепции Эволюции грамматики является понятие грамматикализации, которое вообще чрезвычайно популярно в функционалистской литературе 1980–1990-х годов. Грамматикализация – это диахроническое превращение более свободных (в частности, лексических) элементов в более связанные (грамматические). Например, во многих языках глаголы движения развиваются во вспомогательные глаголы, обозначающие способы действия, а затем могут превращаться в аналитические или даже в синтетические видо-временные показатели. (Так, в английском языке глагол go "идти" дал начало новой форме будущего времени в выражениях типа I am going to read "я буду читать".) Процессы грамматикализации характеризуются значительной однородностью в языках самых различных типов и языковых семей. Это обобщение сделано на основе большой выборки языков мира (около 100), которая послужила эмпирической базой исследования. Выборка строится таким образом, чтобы генетическое и ареальное разнообразие языков было максимальным.

Процедуры формирования языковой выборки играют большую роль в работах другой известной американской исследовательницы – Дж.Николс. Правда, Николс является умеренным функционалистом и интересуется не объяснением грамматических моделей как таковых, а их распределением в языках мира. Николс принадлежит одно из важнейших обобщений грамматической теории последнего времени – противопоставление вершинного и зависимостного маркирования (1986). Синтаксическое отношение между двумя составляющими (словами) может быть морфологически выражено в главной составляющей (вершине), а может быть выражено и в зависимой. Например, отношение принадлежности в генитивной конструкции выражается формой зависимого элемента (дом мужчины ), а в конструкции другого типа, именуемой иногда «изафетной», формой главного элемента (венгерское ember haza , букв. "мужчина дом-его"). Ролевые отношения в клаузе могут маркироваться падежными формами, а могут и формами глагола (в русском языке последнее явление может быть проиллюстрировано согласованием глагола с подлежащим). Помимо чистого вершинного и чистого зависимостного маркирования, встречается также двойное маркирование, варьирование разных моделей и отсутствие морфологического маркирования. Николс предложила взглянуть на языки мира с точки зрения того, как в них распределяется данное противопоставление. Некоторые языки обнаруживают тенденцию к последовательно вершинному или последовательно зависимостному маркированию. Так, два кавказских языка, чеченский и абхазский, реализуют полярные стратегии в этом отношении: в первом используется исключительно зависимостное маркирование, во втором – исключительно вершинное. Другие языки оказываются менее последовательными и располагаются между этими двумя полюсами.

Тип маркирования – исторически устойчивая характеристика языков. Как показано в главной работе Николс Языковое разнообразие во времени и пространстве (1992), он может в определенной мере предсказывать другие базовые характеристики языка: морфологическую сложность, тип ролевой кодировки (аккузативный, эргативный и т.д.), порядок слов, наличие в языке категорий неотъемлемой принадлежности и грамматического рода. Работа Николс основана на тщательно построенной выборке из 174 языков, представительной по отношению к совокупности языков мира и позволяющей проследить генетические и ареальные тенденции языкового варьирования/стабильности. Основной акцент работ Николс – на исторических и ареальных особенностях распределения морфосинтаксических явлений. В своих пионерских работах Николс связывает воедино такие традиционно слабо связанные области знания, как типология, историческая лингвистика и лингвогеография, привлекая к тому же данные геологии, археологии и биологии. Николс предлагает объяснения различиям между языковыми ареалами по генетической плотности (количеству генетических семей на единицу площади). Так, Америка имеет на порядок более высокую генетическую плотность, чем Евразия. Объяснения носят географический, экономический и исторический характер. Низкие широты, побережья и горы – факторы, способствующие возникновению малых групп, а следовательно, большему языковому разнообразию. Империи вызывают понижение генетической плотности в соответствующем ареале. Исследование географического распределения языкового разнообразия, согласно Николс, – необходимая предпосылка для реконструкции древнейшей языковой истории Земли и для содержательной типологии языков. Николс приводит данные о преобладающих грамматических типах и категориях для каждого из ареалов. Высокое структурное разнообразие обычно сочетается с высокой генетической плотностью (особенно в Тихоокеанском регионе и в Новом Свете).

Междисциплинарный характер функционализма проявляется в ряде психолингвистических работ. Современная психолингвистика (во всяком случае американская) в значительной мере ориентирована на проверку генеративной модели языка, однако существует и функциональная школа психолингвистики. В рамках этого направления представлены такие разделы психолингвистики, как синтаксический анализ (Б.Макуинни, Э.Бейтс) и усвоение языка ребенком (Д.Слобин). Некоторые исследования известного психолингвиста Д.Слобина выполнены в сотрудничестве с такими функционалистами, как Дж.Байби и Р.Ван Валин. Существует ряд психолингвистических моделей, особенно актуальных для лингвистического функционализма, поскольку в них первостепенную роль занимает исследование использования различных знаний при понимании языка (У.Кинч, М.Гернсбакер).

Существует целый ряд грамматических школ, которые используют термины «функционализм» и «функциональная грамматика» в своем самоназвании. Хотя многие из них теоретически и методологически не вполне соответствуют очерченному выше пониманию функционализма, они также входят в «функционалистскую вселенную».

Группа петербургских лингвистов под руководством А.В.Бондарко в течение 1980–1990-х годов осуществляла масштабный проект под общим наименованием «Теория функциональной грамматики». Эта концепция выросла как альтернатива и дополнение к традиционной уровневой модели языка, в которой значение обычно анализируется в пределах отдельных единиц, категорий и классов. В подходе А.В.Бондарко значения рассматриваются независимо от формальных классов и категорий – на основе так называемых функционально-семантических полей. Так, в функционально-семантическое поле темпоральности входит не только грамматическая категория времени, но и, например, временные наречия. В серии монографий 1987–1996-х годов были описаны такие функционально-семантические поля, как аспектуальность, временная локализованность, таксис, темпоральность, модальность, персональность, залоговость, субъектность, объектность, коммуникативная перспектива, определенность, локативность, бытийность, посессивность, обусловленность. При описании каждого поля в качестве главной задачи рассматривалась подробная инвентаризация значений, относящихся к данному полю, и средства их формального выражения. Подход Бондарко опирается главным образом на материал русского языка, однако включает и сопоставительный компонент: ряд тем описан на материале других языков или в типологическом аспекте (В.С.Храковский, В.П.Недялков, А.П.Володин, Н.А.Козинцева и др.).

Я.Фирбас и другие представители чешской лингвистической школы с 1960-х годов пользуются понятием «функциональная перспектива предложения». Это вариант в ряду таких синонимичных понятий, как «актуальное членение» (В.Матезиус), «коммуникативная структура высказывания» (Е.В.Падучева), «топикально-фокусная артикуляция» (П.Сгалл и Е.Хаичова), «темо-рематическое членение» (термин, принятый в отечественной русистике) и т.д. Главная идея данного подхода в том, что высказывание или предложение, помимо синтаксического членения, имеет и некоторое другое, менее формальное членение – на тему, или топик высказывания (то, о чем говорящий делает сообщение; исходный пункт), и рему, или комментарий, или фокус высказывания (информация, сообщению которой служит данное высказывание и которая добавляется к теме). Например, в предложении У него нет денег , скорее всего, у него – тема, а нет денег – рема. Иногда предполагается также, что между темой и ремой может быть третья составная часть высказывания – так называемый переход.

В течение последних 25 лет в Институте русского языка АН СССР (ныне РАН) Г.А.Золотовой и ее сотрудниками разрабатывается подход, именовавшийся в разные периоды функциональным синтаксисом и коммуникативной грамматикой. В 1998 была опубликована последняя версия этого подхода – книга . Коммуникативная грамматика, по идее авторов, дополняет традиции русистики, принимая во внимание более широкий круг фактов. Основной методологический принцип коммуникативной грамматики состоит в поиске взаимообусловленных характеристик трех типов языковых явлений: значения, формы и функции. Главная сфера исследования коммуникативной грамматики – типология моделей предложения. Помимо основной модели (подлежащее + сказуемое) и ее модификаций (например, неопределенно-личная конструкция), рассматриваются предложения со сказуемым в виде инфинитива, предикатива, именных категорий и т.д. Эти типы предложений описываются не только структурно, но и через призму их коммуникативных функций. На основе типологии простых предложений рассматриваются коммуникативные характеристики полипредикативных конструкций и коммуникативная организация текста (в частности, актуальное членение и коммуникативные регистры).

Родственный подход под названием функционально-коммуникативный синтаксис разрабатывается в течение ряда лет в МГУ под руководством М.В.Всеволодовой. Наименование данного подхода связано с тем, что при анализе значения предложения рассматривается не только его «объективное», или пропозициональное содержание (описываемая ситуация), но и коммуникативные установки говорящего. На этой основе рассматриваются порядок слов, фокусирование, залог. В рамках данного подхода были исследованы также некоторые текстовые структуры, в частности приведение иллюстраций говорящим, пояснение, указание на источник информации.

Подход, развивавшийся с начала 1970-х годов американским лингвистом С.Куно и подытоженный им в книге 1987 Функциональный синтаксис: анафора, дискурс и эмпатия , принадлежит к числу наиболее консервативных версий функционализма. Для Куно функциональный синтаксис – всего лишь особый «модуль», который должен быть добавлен к формальной грамматике, чтобы улучшить ее эффективность. Для этой цели Куно инкорпорировал в аппарат генеративной грамматики целый ряд понятий, ранее использовавшихся только функционалистами: дискурс, топик, логофорические местоимения. Он предложил специальное «логофорическое правило», которое трансформирует местоимение 1-го лица в прямой речи в местоимение 3-го лица в косвенной речи (Али утверждал , что он лучший боксер в мире ). Куно ввел в синтаксический обиход понятие эмпатии – принятия говорящим точки зрения участника описываемого события. Эмпатия может выражаться разными способами (выбором способа обозначения референта, выбором подлежащего, порядком слов), и конкретное предложение должно быть гармонично с точки зрения этих способов выражения эмпатии. Например, во фразе Джон побил своего брата говорящий принимает точку зрения Джона, а вот фраза Брат Джона был побит им является неудачной, так как в ней разные аспекты формальной структуры указывают на разное направление эмпатии (т.е. ситуация рассматривается отчасти глазами Джона, а отчасти – глазами его брата).

Одно из наиболее известных направлений было основано в 1970-е годы нидерландским лингвистом С.Диком и в настоящее время развивается его последователями (К. де Гроот, М.Болкестейн и др.) в Нидерландах, Бельгии, Дании, Великобритании, Испании. В университете Амстердама есть специальный центр, работающий в русле грамматики Дика, – Институт функциональных исследований языка и языкового употребления. Функциональная грамматика Дика строится как глобальная теория языка и опирается на постулат о функциональном характере языка как средства социального взаимодействия (в этих отношениях она аналогична референциально-ролевой грамматике). Это, в частности, означает, что языковая структура должна находить объяснение в механизмах коммуникации и психологических характеристиках говорящих. Функциональная грамматика стремится к типологической, прагматической и психологической адекватности. При этом в грамматике Дика важное место занимает формальный компонент: конкретные утверждения о структуре предикатов, предикаций, пропозиций (это три разных понятия) обычно делаются в виде формул. В функциональной грамматике уделяется большое внимания таким процессам, как приписывание синтаксических функций, отображение функциональных структур в морфосинтаксические структуры, и таким языковым явлениям, как типы глаголов и аргументных структур, порядок слов, залог, тема и топик.

Значительной популярностью во многих странах пользуется системно-функциональная грамматика британско-австралийского лингвиста М.Хэллидея. Это направление развивает традиции, представленные такими британскими лингвистами, как Дж.Фёрс и Дж.Синклер. Работа Хэллидея опирается и на некоторые идеи чешской лингвистической школы. В настоящее время системно-функциональная грамматика весьма замкнута и мало подвержена внешнему влиянию, зато ее влияние на других функционалистов весьма ощутимо. Многие идеи системно-функциональной грамматики были изложены в книге Хэллидея Функциональная грамматика (1985). Хэллидей строит теорию языка «от нуля» и рассматривает почти все уровни организации языковой системы – от именной группы до целого текста. В качестве базового понятия он использует понятие предикации, или клаузы. Базовыми аспектами клаузы являются: тематическая структура (Хэллидей обсуждает и иллюстрирует темо-рематическое членение гораздо более подробно и детально, чем это делается в большинстве других грамматических теорий), диалогическая функция (Хэллидей предлагает оригинальную классификацию типов взаимодействия между участниками диалога) и семантические типы предикаций. На основе клаузы рассматриваются более мелкие единицы (например, именные группы), комплексы клауз, интонационная и информационная структура (данное/новое в сопоставлении с темой/ремой). Наиболее известная часть работы Хэллидея (первоначально опубликованная в 1976 совместно с Р.Хасан) – это теория связности дискурса. Связность, или когезия (cohesion), достигается при помощи референции, эллипсиса, конъюнкции и лексических средств (таких, как синонимы, повторы и т.д.). Хэллидей занимался также соотношением устного и письменного языка. Системно-функциональная грамматика основана почти исключительно на английском материале, но в силу общего характера обсуждаемых проблем во многом могла бы остаться неизменной, даже если бы была написана на базе другого языка.

Андрей Кибрик

Литература:

Тезисы Пражского лингвистического кружка . – В сб.: Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков, ч. II. М., 1965
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика . – В кн.: Структурализм: «за» и «против». М., 1975
Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность . Временная локализованность. Таксис . Под. ред. А.В.Бондарко. Л., 1987
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка . М., 1988
Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания . М., 1992
Звегинцев В.А. Функция и цель в лингвистической теории . – В кн.: Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. М., 1996
Ньюмейер Ф.Дж. Спор о функционализме и формализме в лингвистике и его разрешение . – Вопросы языкознания, 1996, № 2
Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функционализм . – В сб.: Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Под ред. А.А.Кибрика, И.М.Кобозевой и И.А.Секериной. М., 1997

Функциона́льная лингви́стика

(функционализм) - совокупность школ и направлений, возникших как одно из ответвлений структур­ной лингвистики, характе­ри­зу­ю­щих­ся преиму­ще­ствен­ным внима­ни­ем к функцио­ни­ро­ва­нию языка как средства общения. Предше­ствен­ни­ки Ф. л. - И. А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. де Соссюр, О. Есперсен. Основной принцип Ф. л. - понимание языка как целе­на­прав­лен­ной системы средств выраже­ния (так называемый телеологический принцип) - был выдвинут Р. О. Якобсоном, Н. С. Трубецким и С. О. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (1929), а затем развит в работах других пред­ста­ви­те­лей пражской лингвистической школы, а также немецкого психолога К. Бюлера, обосно­вав­ше­го концепцию трёх функций языка - экспрессивной, апеллятивной и репрезентативной. С конца 40‑х гг. 20 в. традиции пражской школы были развиты в нескольких ответв­ле­ни­ях Ф. л.

В трудах Якобсона исследованы шесть функций речевой коммуникации, ориенти­ро­ван­ных на различ­ные компоненты речевого акта: говорящего, адресата, контакт, ситуацию, код и сообщение. Развитая Якобсоном теория «динамической синхронии» позволила вскрыть глубокий параллелизм между исторической эволюцией языка, процес­сом овладения языком (развитием детской речи), процессом разрушения языка при афазии и типологической дифферен­ци­а­ци­ей языков. Большое значе­ние имел предпринятый Якобсоном перенос оппозитивной значимости с фонемы на дифферен­ци­аль­ный признак, а также с грамма­ти­че­ско­го значе­ния на его дифферен­ци­аль­ные признаки («корреля­ции»). Суще­ствен­ным вкладом в фонологию стала предложен­ная Якобсоном (совместно с Г. Фантом и М. Халле) система из 12 бинарных акустических признаков.

В работах А. Мартине выдвинуты положения о «двойном членении» языка (т. е. членения, с одной стороны, на значимые двусторонние едини­цы - «монемы», а с другой - на односторонние единицы плана выраже­ния - фонемы), о фонологии как «функциональной фонетике», о различе­нии трёх синтакси­че­ских типов монем («автономных», «зависимых» и «функциональных»). Языковые изменения (как в фонологии, так и в грамматике) Мартине объясняет действием принципа экономии, понимаемого как разрешение конфликта между потреб­но­стя­ми общения и естественной инерцией человека.

В своей «ноологии» («функциональной теории означаемого») Л. Прието попытался пере­не­сти основ­ные понятия пражской фонологии (оппозиции, нейтрализации и др.) на план содержания языка.

Своеобразное соединение традиций пражской школы с формальным аппаратом матема­ти­че­ской лингвистики характе­ри­зу­ет «функциональную порождающую грамматику», разра­ба­ты­ва­е­мую в Чехо­сло­ва­кии П. Сгаллом совместно с Э. Гаичовой, Э. Бенешовой и другими.

В широком смысле Ф. л. выходит за рамки пражской школы, охватывая и «функцио­на­лизм» А. Фрея и других предста­ви­те­лей женевской школы, «функцио­наль­ный структу­ра­лизм» Дж. Р. Фёрса и М. Халлидея (см. Лондонская школа), «функцио­наль­ный подход» И. И. Ревзина и др.

Существует также ещё более широкое понимание функционального подхода к языку в целом (или к отдельным единицам языка), при котором он понимается как подход со стороны означаемого, содержа­ния, или «назначения», данной языковой единицы, с её внутренней стороны. В этом смысле функцио­наль­ный подход противо­по­став­ля­ет­ся формаль­но­му. Так, говорят о «функцио­наль­ной ономатологии» (В. Матезиус), о «функцио­наль­ной перспективе предложения» (Я. Фирбас), «функцио­наль­ной грамма­ти­ке» (В. Шмидт, Г. Хельбиг, С. Дик, В. Г. Гак, А. В. Бондарко, Г. А. Золотова, Н. А. Слюсарева), о «функцио­наль­ном моделировании речевой деятельности» (Г. М. Ильин, Б. М. Лейкина, М. И. Откупщикова, Г. С. Цейтин) и т. п.

В ряде случаев функциональный подход понимается как ориентация на ту роль, которую данная единица играет в составе более крупного целого (или в составе единицы высшего ранга), т. е. на её синтаксическую позицию. Таков, например, функциональный подход к типологии лексических значе­ний у Н. Д. Арутюновой.

О функциональном подходе к языку в целом говорят также в связи с изучением «функцио­наль­но­го» (стилистического) расслоения языковых средств, предназна­чен­ных для выпол­не­ния различ­ных социаль­ных функций. В этом смысле говорится о «функцио­наль­ной диалектологии», «функцио­наль­ной стилистике», «функцио­наль­ной дифферен­ци­а­ции и страти­фи­ка­ции языка», об изуче­нии «функцио­наль­ных разновидностей языка» (Д. Н. Шмелёв), «функцио­наль­ных языков», «функциональных диалектов», «функцио­наль­ных стилей» и т. п. В связи с изучением функций языка в обществе и языковых ситуаций говорят также о функцио­наль­ной типологии языков в отличие от формаль­ной (структур­ной) типо­ло­гии.

10. Вопрос о граммати́ческом значе́нии в системе современной семантики

обобщённое, отвлечённое языковое значение, присущее ряду слов, словоформ, синтакси­че­ских конструкций и находящее в языке своё регулярное (стандартное) выражение. В области морфологии это общие значения слов как частей речи (напри­мер, значения предметности у существительных, процессуальное у глаголов), а также частные значения словоформ и слов в целом, противо­по­став­ля­е­мые друг другу в рамках морфологических категорий (см. Грамма­ти­че­ская категория) (напри­мер, значения того или иного времени, лица, числа, рода). В области синтаксиса это значение предика­тив­но­сти (свой­ствен­ная предложению отнесён­ность сообщаемого в тот или иной временной и объективно-модальный план), а также разно­образ­ные отношения компонен­тов словосочетаний и предложений как абстрактных граммати­че­ских образцов (в отвлечении от их лексического наполнения): значения семанти­че­ско­го субъекта, объекта, того или иного обстоя­тель­ствен­но­го квалификатора (локальное, темпораль­ное, причинное, целевое и т. п.); формали­зо­ван­ные в опреде­лён­ных языковых средствах компоненты тематико-рематической структуры предложения (см. Тема и Рема); выражен­ные союзной связью отношения частей сложного предложения. К Г. з. могут быть отнесены и словообразовательные значения как обобщённые значения, выраженные внутри­слов­ны­ми средствами у части мотиви­ро­ван­ных слов той или иной части речи. Это значения мутационные (напри­мер, носителя признака, производителя действия), транспозиционные (напри­мер, опредме­чен­но­го действия или признака), модификационные (напри­мер, градаци­он­ные - указывающие на ту или иную степень проявления призна­ка). Г. з. противо­по­став­ле­ны лексическим значениям, лишённым регулярного (стандартного) выражения и не обяза­тель­но имеющим абстрагированный характер, но тесно связаны с ними, иногда ограничены в своём проявлении опреде­лён­ны­ми лексическими группами слов.

В системе Г. з. объективируются - через ступень понятий - знания о предметах и явлени­ях действи­тель­но­сти, их связях и отношениях: так, понятие действия (в широком смысле - как процессу­аль­но­го признака) абстра­ги­ро­ван­но выявляется в общем значении глагола и в системе более частных категориальных значений, присущих глаголу (время, вид, залог и др.); понятие количества - в Г. з. числа (категория числа, имя числительное как особая часть речи и др.); различные отношения предметов к другим предметам, действиям, свойствам - в системе Г. з., выражаемых падежными формами и предлогами.

Различаются, с одной стороны, Г. з. референциальные (несинтаксические), отража­ю­щие свойства предметов и явлений внеязыковой действительности, напри­мер значения количе­ствен­ные, простран­ствен­ные, временны́е, орудия или производителя действия, и, с другой - Г. з. реляционные (синтакси­че­ские), указывающие на связь словоформ в составе слово­со­че­та­ний и предложений (напри­мер, соединительные, противительные значения союзных конструк­ций) или на связь основ в составе сложных слов (соеди­ни­тель­ное словообразовательное значе­ние). Особый характер имеют Г. з., отража­ю­щие отношение говорящего к тому, о чём идёт речь, или к собеседнику: субъективная модальность, субъективная оценка, вежливость, непринуж­дён­ность и т. п.

11. Коммуникативная лингвистика

Комунікати́вна лінгві́стика - розділ мовознавства, предметом якого є процеси спілкування людей з використанням живої природної мови, а також з урахуванням усіх наявних складових комунікації (фізичних, фізіологічних, психологічних, соціальних, контекстних, ситуативних та ін.).

Предметом комунікативної лінгвістики є вивчення мови в реальних процесах спілкування.

Основні питання комунікативної лінгвістики

• загальні закони комунікації;
• специфіка комунікації залежно від різних умов (соціальних, культурних тощо);
• структура мови (мовний код) у процесах спілкування;
• закономірності взаємодії мовних і позамовних засобів комунікації;
• залежність організації мовного коду від позамовних явищ;
• етапи і закономірності породження і сприйняття мовлення в різних комунікативних умовах;
• причини комунікативних невдач;
• методи дослідження мови і засобів інших семіотичних систем у процесах комунікації.

Лингвистическим функционализмом называется направление в языкознании, представители которого считают, что фундаментальные свойства языка не могут быть описаны и объяснены без апелляции к функциям языка. Основная идея функционализма - в объяснении языковой формы ее функциями.

Термин «функциональная лингвистика» используется в нескольких смыслах. В наиболее узком смысле он употребляется по отношению к Пражской лингвистической школе. Согласно телеологическому принципу (Р. О. Якобсон, Н. С. Трубецкой, С. О. Карцевский) язык как целенаправленная знаковая система средств выражения предназначен для выполнения определенных функций (прежде всего, - коммуникативной).

Таким образом, задача функционализма состоит в объяснении языковой формы через ее функцию. В этом смысле функционализм противопоставлен формализму, постулирующему языковую структуру независимо от каких-либо функций и отрицающему влияние функций и коммуникативных целей на систему языка. Наиболее влиятельным представителем формализма является Н. Хомский с его генеративной грамматикой. Основной недостаток функционализма, по мнению представителей формальной грамматики, заключается в нечеткости понятия "функция" в целом и "коммуникативная функция" в частности.

Основные принципиальные отличия функционализма от генеративной грамматики могут быть сформулированы следующим образом.

• 1. Функционализм - это принципиально типологически ориентированная лингвистика. Функционализм не формулирует никаких априорных аксиом о структуре языка, а интересуется всем объемом фактов естественных языков. Даже те функциональные работы, которые имеют дело с каким-то одним языком (будь то русский, английский или какой-либо «экзотический» язык), как правило, содержат типологическую перспективу, то есть помещают факты рассматриваемого языка в пространство типологических возможностей. В этом контексте всю историю генеративной грамматики последней четверти ХХ века следует рассматривать, как поиск возможностей найти соответствие материала типологически разнородных языков с концептуальными положениями «Универсальной грамматики» Н. Хомского, сформулированными в 1950-60-х гг.
• 2. Вторая, более общая характеристика функционализма, - эмпиризм, тенденция к анализу больших объемов данных, полученных в процессе наблюдения за функционированием языка в коммуникативном пространстве социума (ср., например, корпусы разговорного языка, используемые У. Чейфом и С. Томпсон). При этом «прикладной» характер таких исследований не отрицает теоретических обобщений, и, в итоге, многие функциональные работы представляют собой целые лингвистические теории.
• 3. Функционализм активно использует количественные методы - от простых подсчетов (Т. Гивон) до статистики в полном объеме (Р. Томлин).
• 4. Функционализм как направление имеет междисциплинарную основу. Исследования проводятся «на стыке» с психологией (У.Чейф, Р. Томлин), социологией (С. Томпсон), статистикой (М. Драер), историей и естественными науками (Д. Николс). Эта тенденция характерна для многих гуманитарных парадигм XX-XXI веков.

Как лингвистическое направление функционализм изучает языковую форму. Но в рамках своей концептуальной специфики исследователи-функционалисты считают, что языковая форма в принципе мотивирована языковыми функциями, то есть, адаптирована к функциям, выполняемым языком. Таким образом, один из ключевых вопросов функционализма - это вопрос об автономности языковой формы. При этом, по уровню «радикальности», можно выделить три уровня «обособленности» функционального направления от формального.

• 1. «пограничный», или консервативный, уровень, при котором функциональный анализ рассматривается как некоторый «довесок» к формальному анализу.
• 2. «умеренный» уровень, при котором исследуется в основном грамматика, считающаяся относительно автономной структурой, мотивированной определенными функциями;
• 3. «радикальный» уровень, в рамках которого функционалисты считают, что грамматика может быть сведена к дискурсивным факторам.

В 1926 г. по инициативе известного чешского языковеда В. Матезиуса был создан Пражский лингвистический кружок. Б. Трнка, Б. Гавранек, Я. Мукаржовский, Й. Вахек. Позднее к Пражскому лингвистическому кружку примкнули Й. Коржинек, В. Скаличка, Л. Нозак и др. В работе Кружка принимали деятельное участие и русские лингвисты, работавшие за рубежом: Н. С. Трубецкой , С. О. Карцевский и Р. О. Якобсон . ПЛК издавал серию своих «Трудов», а с 1935 г.- периодический журнал «Slovo a slovesnost».

Пражские же структуралисты отвергли положение о противопоставленности синхронного и диахронного анализа Соссюра.

Одно из крупнейших достижений ПЛШ - признание того, что системный, структурный анализ необходим и в области диахронии. Пражские структуралисты восприняли и творчески переработали также соссюровскую концепцию языка и речи. Трубецкой считает, что эти два аспекта, языкового процесса настолько разнородны, что их звуковую сторону должны изучать разные науки: «...Учение о звуках речи, имеющее дело с конкретными физическими явлениями, должно пользоваться методами естественных наук, а учение о звуках языка в противоположность этому - чисто лингвистическими методами <...>. Мы будем называть учение о звуках речи фонетикой, а учение о звуках языка - фонологией».

Понятие функции развили в представление о языке как о функциональной системе. Этот функционализм Пражской школы, обоснованный в 20-е годы Якобсоном, был подтвержден в 1958 г. в тезисах, представленных Б. Гавранеком, К. Горалеком, В. Скаличкой и П. Тростом

Пражские языковеды вводят в лингвистическую проблематику проблему структуры - проблему структурного характера языка и взаимосвязанности его частей.

Различные цели высказывания определяют функции языка. Представители Пражской школы всегда утверждали, что ни один язык не существует в вакууме ; язык существует в языковом коллективе => обслуживает коммуникативные и экспрессивные нужды

Две основные функции речевой деятельности: 1)социальная функция 2) экспрессивная функция.

Если существуют разные функции речевой деятельности, им должны соответствовать разные функциональные языки. Они отмечают следующее соотношение между функциями литературного языка и функциональными языками:

Функции литературного языка:

а) коммуникативная;

б) практически специальна;

в) теоретически специальная;

г)эстетическая > язык сообщений.

Функциональные языки: а) разговорный; б) деловой; в) научный; г) поэтический.

Проблемы фонологии и морфонологии

В конце 20 - начале 30-х годов большинство исследований пражских лингвистов было посвящено фонологии - новой лингвистической дисциплине, созданной русским ученым Н. С. Трубецким.

Учение о звуках речи, имеющее дело с конкретными физическими явлениями и пользующееся методами естественных наук , Трубецкой называет фонетикой , а учение о звуке языка , общем и постоянном у всех членов данной языковой общности,- фонологией .

Фонетика – звуки языка (идеальное), Фонология – звуки речи (реальное)

«Основы фонологии» Трубецкого (1939) -исследуются фонологические системы более 100 языков; подвергются анализу все основные понятия фонологии: фонемы, ее признаков, оппозиции фонем, позиции и нейтрализации противопоставленных фонем, сочетания фонем и их положения в системе языка.

Так как ф онология изучает то, что в составе звука несет определенную функцию, то Трубецкой разделяет ее на три части (по предмету):

1) кульминативная (вершинообразующая), функция звука (указывающая, какое количество слов и словосочетаний содержится в предложении; сюда относится, например, главное ударение в словах немецкого языка)

2) делимитативная (разграничительная) функция (указывающая границу между двумя единицами: морфемами, словами, устойчивыми словосочетаниями)

3) дистинктивная (смыслоразличительная) функция.

На первое место в учении о смыслоразличении Трубецкой выдвигает понятие оппозиции - фонологической и нефонологической . Звуковые противоположения, которые могут дифференцировать значения двух слов данного языка, мы называем фонологическими (или фонологически-д истинктивными или смыслоразличительными) оппозициями. Наоборот, такие звуковые противоположения, которые не обладают этой способностью, мы определяем как фонологически несущественные, или несмыслоразличительные». Например, в русском языке оппозиция гласных [о] и [а] является фонологической , так как есть ряд слов, различающихся только этими звуками (мол - мал, дом - дом). Наоборот, нефонологической для русского языка является оппозиция лабиализованного (огубленного) [с~] (~ - показатель огубленности) в слове суд нелабиализованному [с] в слове сад, так как эта оппозиция не играет роли в различении слов.

Фонема - это совокупность фонологически существенных признаков, свойственных данному звуковому образованию.

Звуки никогда не являются фонемами, поскольку фонема не может содержать ни одного фонологически несущественного признака, что для звука речи фактически неизбежно. Конкретные звуки являются, скорее, лишь материальными символами фонем. Отсюда следует, что фонема может реализоваться в ряде различных звуков.

ПЛК выделяют обязательные, факультативные и индивидуальные варианты фонем.

1) Обязательные варианты фонем , в свою очередь, могут быть:

а. Позиционные варианты зависят от положения фонемы относительно ударения, характера слова, мелодики речи и т. д.

б.Комбинаторные возникают в результате взаимодействия фонем в потоке речи.

в. Стилистические варианты фонем определяются разными стилями произношения.

2) Факультативные часто возникают в результате диалектных различий.

3) Индивидуальные обусловливаются особенностями речи отдельных людей.

Трубецкой считает, что для определения фонологического содержания фонемы необходимо включить ее в систему фонологических оппозиций , которые обнаруживают определенный порядок, или структуру.

Основаниями классификации фонологических оппозиций являются:

а) их отношение ко всей системе оппозиций в целом

б) отношения между членами оппозиции

в) объем их смыслоразличительной силы.

При классификации оппозиций по отношению между их членами выделяются следующие типы:

1) привативные , т. е. такие, когда один член оппозиции отличается от другого наличием или отсутствием различительного признака;

2) градуальные , члены которых характеризуются различной степенью, или градацией, одного и того же признака;

3) эквиполентные (равнозначные), когда оба члена оппозиции логически равноправны, т. е. в одинаковой степени маркированы

Наконец, по объему смыслоразличительной силы оппозиции делятся на постоянные и нейтрализуемые.

В качестве особого раздела фонологии Пражская лингвистическая школа выделяла морфологическую фонологию, или морфонологию (исследование морфологического использования фонологических средств какого-либо языка)

Объектом морфонологии является исследование фонологической структуры морфем, изучение комбинаторных звуковых изменений, которым подвергаются отдельные морфемы в морфемных сочетаниях, и наконец, изучение звуковых чередований, выполняющих морфологическую функцию.

Исследования пражских лингвистов в области грамматики

Вилем Матезиус : "Попытка создания теории структурной грамматики" (1936), "Язык и стиль" (1942) и др.

Язык создан главным образом для общения , и любое реальное высказывание состоит из двух актов :

сегментировании окружающей действительности и наименование полученных отрезков средствами языка;

объединение этих средств в рамках высказывания. Два аспекта описания грамматики языка: функциональная ономатология и функциональный синтаксис

Учение Матезиуса об актуальном членении предложения (АЧП) изложено в его работе "О так называемом актуальном членении предложения" (1947);

Первое – это известное формально-грамматическое разделение предложения на его члены;

АЧП: выделяется основа высказывания, т.е. исходная точка сообщения, то, что в данной ситуации является известным для слушателя и ядро высказывания – то, что говорящий сообщает об исходной точке;

Актуальное членение выступает как основной фактор, определяющий порядок слов в предложении;

! Матезиус, отказавшись от логико-психологической интерпретации, исходит непосредственно из коммуникативной функции предложения как единицы сообщения

Если генеративизм более или менее един, то другие ведущие направления современной лингвистики весьма разнообразны и но предмету исследования, и по используемым методам. Как обобщающий термин для их обозначения иногда используется термин «функционализм». Существует много направлений и школ в разных странах, в том числе в России, где функционализм преобладает. В этой главе будем говорить в основном о российских работах. Отечественная наука о языке стала развиваться преимущественно в эту сторону начиная еще с конца советского периода. Наиболее явно это проявилось в расширении тематики исследований, которая переросла рамки, установленные Ф. де Соссюром и несколько десятилетий в основном соблюдавшиеся, и в усилении междисциплинарных подходов.

Возможно широкое и узкое понимание функционализма. При широком его понимании к функционализму относятся разнообразные направления современной лингвистики, так или иначе изучающие функционирование языка и использование его человеком, в том числе прагматика, теория речевых актов, теория речевых жанров, исследование языковых картин мира и т.д. При узком понимании функционализм включает в себя лишь направления, преимущественно занимающиеся традиционной лингвистической тематикой (типология, грамматическая и лексическая семантика и др.), но подходящие к ней по-новому.

Сходство между ними заключается в ряде общих положений, которые так определяются в современном учебнике Я. Г. Тестельца «Введение в общий синтаксис»: «Строение языка определяется его использованием». «Язык - средство мышления; следовательно, языковые структуры должны быть “приспособлены” к решению мыслительных задач - восприятия, переработки, хранения и поиска информации. Язык - средство коммуникации; значит, устройство языка должно максимально облегчать общение коммуникантов и быть оптимальным с точки зрения параметров этого процесса».

Первостепенное значение здесь приобретает изучение функций языка в продолжение традиций, заложенных Пражским кружком, Э. Сепиром и А. Мартине. Активно исследуются две главные функции языка: коммуникативная и когнитивная (символическая, по Сепиру). Впрочем, сейчас нередко когнитивную науку понимают (вопреки даже этимологии термина) максимально широко, включая в нее и изучение коммуникативных процессов. Тем самым «когнитивная лингвистика» становится синонимом функциональной лингвистики вообще

Функционализм в любом смысле противопоставлен классическому структурализму и генеративизму, хотя использует полученные ими результаты и отчасти их методику. И генеративизм, и функционализм считают структурный подход к языку недостаточным, значительно сужающим предмет и задачи лингвистики. Лингвист должен обращаться к функционированию языка, а его строение должно изучаться с учетом его функционирования. Поэтому снимается когда-то бывшее оправданным ограничение объекта науки языком в смысле Ф. де Соссюра. Оба направления отвергают принятое в структурализме изучение языка в отрыве от говорящего на нем человека и стремятся преодолеть такой подход, хотя делают это по-разному (генеративизм, впрочем, больше в общих положениях, чем в исследовательской практике). Как и генеративизм, функционализм (особенно функционализм в узком смысле) считает недостаточным описательный подход к языку и ищет пути к объяснительному подходу.

Однако функционализм считает и генеративный подход слишком узким, поскольку он, как и структурализм, сосредоточен на вопросе «Как устроен язык?», выходя за его рамки, лишь с точки зрения закономерностей усвоения языковой компетенции. Генеративизм, прежде всего, нацелен на вечные, неизменные свойства языка, понимаемые как синтаксические свойства; в его рамках в число приоритетных направлений науки о языке не входят ни типология, ни диахроническая лингвистика, ни социолингвистика. Также не принимает функционализм и идеи генеративи- стов о ведущей роли синтаксиса по сравнению с семантикой; в целом ему в меньшей степени свойственны формализация и использование сложного формального аппарата, часто делающего неочевидными содержательные выводы генеративной лингвистики; оборотная сторона этого - снижение уровня строгости результатов.

Функционализм исходит из того, что адекватная модель языка должна объяснять, как он устроен «на самом деле», признает определяющую роль семантики, стремится выявить семантическую мотивированность языковых форм. В отличие от структурализма и генеративизма функционализм не налагает явных ограничений на свой предмет, включая в область исследований все, что связано с процессами говорения и слушания (особенно это относится к функционализму в широком понимании). В целом функционализм осознанно возвращается к исконно свойственному науке о языке антропоцентризму, отказываясь от распространенного в XX в. системоцен- тризма, рассмотрения языка по образцу объектов естественных наук.

Как это обычно характерно для истории науки, функционализм отталкивается от непосредственных предшественников и использует идеи, высказанные раньше, особенно учеными предструктуралистского периода и представителями структурного периода, выходившими за рамки ортодоксального структурализма. Значимыми могут быть идеи таких ученых, как И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. М. Пешковский, К. Бюлер, Э. Сепир, Г. О. Винокур, Р. Якобсон (особенно в поздний период), Э. Бенвенист и других. В центре внимания многих направлений современной лингвистики оказывается изучение речи. О необходимости такого изучения говорили и некоторые ученые первой половины XX в. А. Сеше, К. Бюлер, А. Гардинер, а В. Н. Волошиной вообще отвергал противопоставление речи языку. Однако активное изучение актов речи и закономерностей речепроизводства началось лишь с 1950-1960-х гг. XX в. Во второй половине века сформировались такие направления лингвистики, как теория речевых актов, прагматика, дискурсный анализ, лингвистика текста, изучение речевых жанров и др. (надо сказать, что четких граней между ними не существует и одни и те же явления могут изучаться разными направлениями, иногда под несколько разным углом зрения). Их тематика еще полвека назад казалась лежащей за пределами лингвистики, а теперь без нее уже немыслима наука о языке.

Термин «прагматика» был введен в 1930-х гг. американским философом Чарльзом Уильямом Моррисом (1901 - 1979). Он разделил семиотику, общую науку о знаках, в том числе о знаках языка, на семантику - учение об отношении знаков к объектам действительности, синтактику - учение об отношениях между знаками и прагматику - учение об отношении знаков к людям, которые пользуются знаковыми системами. К тому времени лингвистика занималась синтактикой и семантикой и очень мало обращалась к прагматике. Теория речевых актов возникла независимо от прагматики уже в послевоенные годы. Ее создателем считается британский ученый Джон Лэнгшо Остин (1911 - 1960), прочитавший на эту тему курс лекций в 1955 г.

Как пишет ведущий в России исследователь речевых актов Н. Д. Арутюнова, «в речевом акте участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определенных, согласованных между собой социальных ролей, или функций. Участники речевого акта обладают фондом общих речевых навыков (речевой компетенцией), знаний и представлений о мире. В состав речевого акта входит обстановка речи и тот фрагмент действительности, которого касается его содержание». Во время речевого акта происходят соотнесение высказывания с действительностью, придание ему целенаправленности, воздействие на адресата. Множество речевых актов образует дискурс.

Как отмечает Арутюнова, «при классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др.». Под иллокутивной целью (термин Дж. Остина) имеется в виду коммуникативная цель в ходе произнесения высказывания. В рамках теории речевых актов активно изучаются, в частности, так называемые перформативы, т.е. ситуации, когда слово одновременно является делом (клятва, объявление войны или мира, вынесение приговора, открытие или закрытие собрания и т.д.); эти ситуации еще в 1930-е гг. особо выделял А. Гардинер.

Прагматика, имея иные истоки, пришла к изучению примерно того же круга вопросов, что и теория речевых актов. Под прагматикой обычно понимают отношение знаков к людям, которые пользуются знаковыми системами, т.е. роль знаков в реальных процессах общения. Есть проблемы, обычно изучаемые в ее рамках, к ним относится проблема пресуппозиции. Пресуппозиция - это подразумеваемая информация, общая для собеседников; бывают разные виды пресуппозиций: семантическая, прагматическая. Исследования пресуппозиции активно ведутся в лингвистике около трех десятилетий. С понятием пресуппозиции тесно связано понятие истинности и ложности высказывания. В состав прагматики входят и такие сферы, как «модальные рамки» и правила социального взаимодействия между говорящим, слушающим и «героями» высказывания (так называемые вежливость и (или) этикет).

Одним из предшественников современных исследований закономерностей речи признается М. М. Бахтин, автор упоминавшихся в главе «Критика лингвистического структурализма» работ, написанных в 1950-е гг., но опубликованных и получивших известность в конце 1970-х гг., уже после смерти автора. Бахтин понимал жанр как типичную модель высказывания, указывая, что говорящему при построении высказывания заданы определенные рамки не только системой языка, но и системой речевых жанров; и те и другие правила он не вправе нарушать. Жанры диалогической речи ориентированы на тот или иной вид общения с собеседником. В качестве речевых жанров могут выделяться максимально краткие и стандартизованные реплики вроде приветствия или прощания, но и традиционные жанры художественной литературы (роман, рассказ и т.д.) также являются речевыми жанрами: пусть собеседник отделен от говорящего (пишущего) и не определен, но и здесь автор ориентируется на читателя и ведет общение с ним по некоторым правилам. Изучение речевых жанров активно развивается в России, причем не столько в Москве, сколько в ряде других городов (Саратов, Волгоград, Пермь, Красноярск и другие). Предпринимаются попытки исчисления речевых жанров, исследуются как структурные, так и, прежде всего, прагматические особенности тех или иных жанров (реклама, комплимент, ссора, «разговор но душам» и ир.). В то же время критерии выделения и разграничения жанров пока что остаются невыясненными.

Еще в период структурализма некоторые лингвисты (как структуралисты, так и их противники) предпринимали попытки выйти за пределы предложения и выделить более протяженные единицы (абзацы, параграфы и пр.), определить закономерности структуры связного текста. Однако вскоре стало очевидно, что хотя в разных языках и существуют некоторые синтаксические и лексические средства, функционирующие на отрезках текста больше предложения, но связность текста обеспечивается далеко не только структурными закономерностями, а членение текста на абзацы и параграфы вовсе не обязательно маркировано структурными средствами. Опять-таки необходимо исходить из анализа дискурса, что и делается рядом лингвистов. Характерно, что генеративисты обращения к исследованию последовательностей, больших, чем предложение, избегают.

И семантика впервые стала полноценным объектом лингвистических исследований лишь вместе с изучением прагматики и (или) теории речевых актов. Показательно, что в нашей стране ведущая семантическая школа, связанная с именами Н. Д. Арутюновой, Е. В. Падучевой и их учеников, одновременно является и школой прагматики и теории речевых актов.

Ведущая роль семантики признавалась большинством лингвистов и в XIX, и в XX в., исключение составляли лишь некоторые крайние дескриптивисты, доходившие, как 3. Харрис, до отрицания ее значения, а затем Н. Хомский и его последователи, отводившие ей подчиненное положение по сравнению с синтаксисом. Однако на практике семантика всегда была отстающей областью лингвистики, что также отмечали многие. Сравнительно-исторический метод охватывал лишь фонетические соответствия (его морфологический компонент сводился опять-таки к фонетическому облику грамматических морфем). Семантические же реконструкции всегда оставались и остаются самым слабым местом компаративистики. Структурная лингвистика опять-таки сосредоточилась на фонологии, значительно ее продвинув, и лишь отчасти на морфологии, что отмечали ее критики, например В. И. Абаев. Генеративизм изменил приоритеты, но не в сторону семантики, а в сторону синтаксиса. Неразвитость семантики, безусловно, обусловлена ее наибольшей сложностью, и постепенно стало ясно, что для ее изучения нельзя ограничиваться анализом языка в смысле Ф. де Соссюра.

Сами семантические исследования и в «традиционной», и в структурной лингвистике были сужены по тематике. Семантика ограничивалась, как правило, лишь семантикой отдельных грамматических категорий и семантикой отдельных слов. При этом далеко не вся лексика поддавалась анализу, о чем еще в 1950-е гг. писал А. И. Смирницкий: «Лексиколог подробно останавливается на архаизмах, выискивает различные окаменелости... но о скромных исконных словах данного языка, издавна выражавших в нем такие простые, но вместе с тем существенные понятия, как “видеть”, “лежать”, “стоять”, “ходить”, “делать”, “красный”, “синий”, “огонь”, “вода”, “дерево” и т.н., лексиколог обычно говорит очень немного (если вообще говорит что-нибудь) и то лишь мимоходом.... А между тем, разумеется, если такие наиболее широко распространенные и часто употребительные слова оставлять без внимания, то нечего и думать о действительной характеристике данной лексики, о выявлении ее существенных особенностей». Совсем плохо поддавались семантическому анализу самые употребительные и, казалось бы, простые слова вроде наречий или частиц. Еще хуже обстояло с семантикой предложения, не поддававшейся строгому анализу.

С 1960-1970-х гг. ситуация изменилась. «Прагматизация значения имела далеко идущие последствия: значение высказывания стало считаться неотделимым от прагматической ситуации, а значение многих слов начали определять через указание на коммуникативные цели речевого акта... Значение слова стало рассматриваться в связи с коммуникативной направленностью речевого акта, то есть как орудие, посредством которого мы совершаем действие... Этот подход нашел отражение в определении значения оценочных слов» (Н. Д. Арутюнова, Е. В. Падучева). Многие единицы языка впервые получили убедительную трактовку при данном подходе. При этом часто оказывается, что толковать надо не отдельное слово, а более протяженную единицу языка (словосочетание, предложение). Семантические исследования, основанные на данных принципах, занимают ведущее место в современной российской лингвистике.

С семантикой тесно связано изучение связи между языком и культурой его носителей. Ф. де Соссюр в «Курсе» указывал: «Язык дает сравнительно мало точных и достоверных данных о нравах и институтах народа, который пользуется этим языком». Он отрицал и «мнение, что язык отражает психологический склад народа», поскольку «языковые средства не обязательно определяются психическими причинами». Теперь функциональная лингвистика исходит из обратного, считая, что в языке содержится много данных о «нравах» и «складе» того или иного народа. На этом основано изучение так называемых языковых картин мира, основанное на идеях В. фон Гумбольдта и начатое еще в 1930-е гг. Э. Сепиром и Б. Уорфом. Оно долго оставалось на периферии внимания лингвистов, но в последние десятилетия лингвисты все чаще обращаются к подобной проблематике. Ведущим специалистом в этой области считается австралийский лингвист польского происхождения Анна Вежбицка, много публикаций появилось и в России. За последние десятилетия развернулись исследования картин мира на материале различных языков.

Эти исследования основаны на представлении о том, что необходимо различать научную картину мира, принципиально выразимую на любом языке, и «бытовые», «наивные» картины мира, в разной степени специфичные для разных языков. В научной картине мира Земля вращается вокруг Солнца, но в «наивных» картинах, например, для русского языка Солнце восходит , заходит , движется по небу , т.е. отвергнутая наукой геоцентрическая картина мира продолжает сохраняться. Даже в европейских языках, о сходстве картин мира в которых писал Б. Уорф, эти картины (но современной терминологии, концептуализация мира) далеко не совпадают. Отмечается, например, что именно для русской языковой картины мира специфичны такие понятия (концепты), как удаль , воля (в противоположность свободе ); правда и истина в русском языке не точные синонимы, но их различие не может быть однозначно представлено в западноевропейских языках. А. Вежбицка разработала специальный формальный язык, позволяющий единообразно записывать те или иные концепты.

Очень многие примеры, приводимые в тех или иных работах, бывают убедительными. Для значительного числа языков накоплен богатейший материал, который невозможно игнорировать. Однако, как уже было сказано в разделе о Б. Уорфе, исследования языковых картин мира пока что не выработали адекватного метода. Фактов много, но нет строгих критериев их отбора и установления их иерархии. Найдя подходящие к той или иной схеме факты, можно высказывать какие угодно идеи, которые пока нельзя ни строго доказать, ни строго опровергнуть, а единственным критерием оценки тех или иных концепций является интуиция носителей языка. Еще одна проблема состоит в том, что в языке могут сохраняться представления далекого прошлого, сосуществующие с современными представлениями, и неясно, как отделить одно от другого (эту проблему отмечал еще в 1940-е гг. В. И. Абаев). Поэтому ряд лингвистов и сейчас высказывает скептицизм в отношении изучения языковых картин мира.

Все это не означает, что изучение языковых картин мира бесперспективно. Глубокие идеи Гумбольдта о познании мира через призму языка очень существенны, а сложности в освоении чужого языка это подтверждают. Каждый человек, учивший язык далекой культуры, скажем восточный, знает, что значительные на первых порах трудности в освоении фонетики, графики и формальной грамматики затем отступают на задний план, а самыми существенными начинают становиться трудности в семантике и в освоении чужой картины мира. Текст на уровне лексики и грамматики более или менее понятен, но что хотел сказать автор, остается неясным. И безусловно, данные исследования показывают важнейшую роль языка как части культуры того или иного народа. Многие культурологи игнорируют язык, рассматривая его лишь как средство познания той или иной культуры. Но, как подчеркивали такие крупнейшие ученые, как В. фон Гумбольдт, Э. Сепир и Н. С. Трубецкой, язык не внешняя форма, а важнейший компонент человеческой культуры. Просто ввиду особой сложности объекта такого рода исследования, хотя ведутся уже давно, пока находятся в самом начале пути.

Следует сказать и о современной типологии. Эта лингвистическая дисциплина, занимавшая важное место в лингвистике первой половины XIX в. (В. фон Гумбольдт и другие), затем находилась на периферии развития науки. Ей по разным причинам не находилось места ни в рамках лингвистики младограмматического типа, ни в рамках последовательного структурализма (глоссематика, дескриптивизм), ни в рамках генерати- визма, делающего основной акцент на разработке универсальных моделей, на деле нередко оказывающихся моделями для английского языка. Развитие типологии шло в рамках не самых массовых направлений: последователи В. фон Гумбольдта, Э. Сепир, школа И. И. Мещанинова, лингвистика универсалий и пр. Но постоянно она поднимала актуальные вопросы, многие из которых начали решаться лишь в функциональной лингвистике. В последние десятилетия типология, как и семантика, развивается преимущественно в рамках функционализма. Многие исследования функционалистов, даже непосредственно касающиеся одного языка, имеют типологическую ориентацию.

Наука XX в., разумеется, всегда признавала и существование общих свойств всех языков мира, и разнообразие явлений реальных языков. Однако по-разному мог решаться вопрос о пределах этого разнообразия. Например, дескриптивная лингвистика исходила из его неограниченности, тогда как лингвистика универсалий показала, что оно возможно лишь в определенных рамках. Современная типология исходит из того, что разнообразие языковых явлений, безусловно, ограниченно, поскольку едина человеческая природа, едины физиологические возможности человека (строение голосового аппарата и пр.), а, главное, язык нужен каждому человеку для одних и тех целей.

Современные типологические исследования возвращаются к идеям, высказывавшимися еще братьями А. и Ф. Шлегелями и В. фон Гумбольдтом, ставившими вопрос о построении объяснительной типологии. Современная типология стремится ответить не только на вопросы о существовании, но и о причинах существования или несуществования тех или иных явлений. Как пишет Александр Евгеньевич Кибрик (1939-2012), «на смену безраздельного господства... КАК - типологии приходит объяснительная ПОЧЕМУ - типология, призванная ответить не только на вопросы о существовании, но и о причинах существования/несуществования тех или иных явлений». Такой поворот наметился и у нас, и в США и Европе с 1970-1980-х гг. При этом объяснения могут быть и чисто структурными, и выходящими за пределы внутренней лингвистики в смысле Ф. де Сос- сюра. Если в прошлом типология шла преимущественно от формы к значению, то теперь реализуется принцип движения от значения к форме, не только к грамматическому, но и лексическому выражению.

В отличие от семантики или типологии социолингвистика обычно развивается вне школ, связанных с функционализмом. Однако и ее развитие выходит за пределы тематики структурализма, отражая общую тенденцию к изучению языка не «в себе и для себя», а вместе с говорящими на них людьми. Хотя ряд важных идей, касающихся функционирования языка в обществе, высказывались еще в 1920-1930-е гг. (здесь особо надо отметить Е. Д. Поливанова), но активное развитие современной социолингвистики началось лишь во второй половине XX в.

Активно ведутся разного рода прикладные исследования. Наряду с созданием систем автоматического поиска информации, систем автоматического перевода и др., получивших развитие в рамках формальной лингвистики, большое место занимают направления работ, связанные с функционализмом. Среди них надо особо выделить корпусную лингвистику.

Как определяют создатели Национального корпуса русского языка (НКРЯ), лингвистический корпус - это «информационно-справочная система, основанная на собрании текстов на некотором языке в электронной форме. Национальный корпус представляет данный язык на определенном этапе (или этапах) его существования и во всем многообразии жанров, стилей, территориальных и социальных вариантов».

Впервые корпус был создан в США в 1960-е гг. Первые корпуса были невелики по объему, стандартом считался объем в миллион слов, что было недостаточно. Значительное развитие корпусная лингвистика получила с 1980-х гг. в связи с дальнейшим развитием вычислительной техники. НКРЯ на март 2017 г. содержит более 600 миллионов словоупотреблений, и это количество постоянно растет; включаются не только письменные, но и устные тексты.

Корпус не то же самое, что просто электронное собрание текстов большого объема. При его создании необходимо провести ряд операций, именуемых разметкой. Нужно разделить тексты на слова, привести каждое слово к его словарной форме, провести морфологический, синтаксический, акцентологический анализ. Серьезную проблему составляет то, что при обширном объеме корпуса в ответ на запрос может быть выдано столь большое число в основном ненужной информации, что ее невозможно охватить. Поэтому нужны также системы группировки поиска.

Данные корпуса могут использоваться в самых разных областях лингвистики. Если раньше для получения нужной информации лингвист должен был самостоятельно расписывать значительное количество текстов при отсутствии гарантии того, что удастся найти то, что нужно, то теперь все можно узнать очень быстро. С помощью корпуса можно получить достоверные данные статистического характера. Материалы корпуса, сгруппированные по времени создания текстов, дают сведения об исторических изменениях в языке. Корпуса используются и в педагогических целях, на них все больше ориентируются учебные программы.

К настоящему времени созданы, помимо НКРЯ, корпуса для крупнейших языков мира, для многих языков мира, для ряда языков России. Подготовка и пополнение корпусов продолжается.

Наконец, в большей степени, чем раньше, наука обратилась ко всему тому, что происходит «на самом деле», к реальным процессам порождения и восприятия речи. Такие исследования ведутся давно (в главе о лингвистических традициях упоминалось то, что сделали, начиная с 1940-х гг., А. Р. Лурия и его школа в области изучения афазий), но до недавнего времени в основном психологами и физиологами, и лишь сейчас они по-настоящему привлекли внимание лингвистов.

Разные стороны этих процессов по объективным причинам изучены неравномерно. Лучше всего ввиду большей доступности изучено функционирование голосового аппарата, экспериментальная фонетика существует со второй половины XIX в. и накопила много данных. Механизмы слухового восприятия изучены хуже, и «черным ящиком» очень долго оставалась главная составляющая - мозг, хотя интересный материал давало изучение афазий и детской речи. Прямое исследование речевых механизмов мозга делает только первые шаги, но уже активно развертывается, в том числе в нашей стране. Особенно надо отметить ленинградский (петербургский) коллектив (Л. Я. Балонов, В. Л. Деглин, Т. В. Черниговская), работающий с 1970-х гг. и получивший данные в том числе в отношении речевых функций полушарий мозга. Им уже накоплен немалый материал.

В частности, эти исследования, как и исследования А. Р. Лурия, подтверждают и показывают фундаментальность традиционных понятий, в том числе понятия слова, имеющих объективное содержание, связанное с мозгом (об этом уже говорилось в связи с лингвистическими традициями). Этот материал указывает и на психологическую адекватность некоторых традиционных подходов лингвистики. Подтверждается традиционное разграничение двух типов описания языка: грамматики и словаря; словари моделируют (разумеется, неосознанно) деятельность участка мозга, хранящего набор элементов, а грамматики - участка мозга, ответственного за операции. Подтверждается и издавна свойственная науке о языке идея слова как центральной единицы языка, которую так и не удалось доказать собственно лингвистическими методами. Подтверждается и то, что в мозгу, как правило, хранятся не все формы слова, а лишь некоторые исходные. На уровне же операций со словами наряду с синтаксическими правилами сочетания слов есть и морфологические правила преобразования исходных форм слов в другие формы (как это предполагалось независимо друг от друга в античной лингвистике и в японской традиции). А самое главное - то, что система порождения речи - это действительно набор правил, оперирующих с исходным словарем первичных элементов. В соответствии с этими правилами первичные элементы могут модифицироваться (морфология) и сочетаться между собой (синтаксис). В результате получаются высказывания.

Многие направления лингвистики (особенно последовательно глос- сематика) строили модели языка, оторванные от реальности и подчиняющиеся лишь внутренним закономерностям. Однако такие модели либо не могли быть применены к языковым фактам, либо могли быть использованы в фонологии и отчасти в морфологии, но не в отношении более высоких уровней языка, особенно семантики. Все более значимой становится иная точка зрения. По сути, она выдвигалась, пусть нестрого и в других терминах, и раньше: В. фон Гумбольдтом, Э. Сепиром и другими. Вот как ее формулирует А. Е. Кибрик в статье «Лингвистические постулаты» (1983-1992): «Адекватная модель языка должна объяснять, как он устроен “на самом деле”». Что такое «язык на самом деле»? Это совокупность тех знаний, которыми располагает человек, осуществляя языковую деятельность на соответствующем языке. В отличие от метода «черного ящика» «естественное» моделирование языка должно осуществляться с учетом того, как человек реально пользуется языком, то есть, как он овладевает языком, как хранит в своей памяти знания о языке, как использует эти знания в процессе говорения, слушания, познавательной деятельности, и т.д. ...Предполагается, что различные по своему устройству объекты такого класса сложности, к которому относится естественный язык, не могут иметь идентичных «входов» и «выходов». Конечно, далеко не все из перечисленных здесь процессов сейчас могут изучаться непосредственно, о многом мы можем судить лишь по косвенным данным, а во многих случаях пока что можно лишь высказывать более или менее правдоподобные гипотезы. Но стремление к указанной в вышеприведенной цитате адекватности очень важно, а оно заставляет расширять границы науки о языке и сближать ее с другими науками о человеке.

В той же статье сформулированы постулаты лингвистического функционализма: «Адекватная модель языка должна объяснять, как он устроен “на самом деле”»; «Все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики», «Как содержательные, так и формальные свойства синтаксиса в значительной степени предопределены семантическим уровнем», «Исходными объектами лингвистического описания следует считать значения», «Устройство грамматической формы отражает тем или иным образом суть смысла». Эти постулаты направлены, с одной стороны, против структурной лингвистики, не интересующейся тем, как устроен язык «на самом деле», и сильно сужающей объект лингвистики, с другой стороны, против генеративной лингвистики, считающей строение языка независимым от его использования и подчиняющей семантику синтаксису.

Компаративная и структуралистская парадигмы по-разному сужали объект лингвистического исследования. Геперативизм расширил его, но сохранил стремление к установлению достаточно строгих рамок. В направлениях лингвистики, связанных с функционализмом, господствует противоположная тенденция. Об этом в той же статье пишет А. Е. Кибрик: «При сохранении принципа “чистоты” лингвистика последних десятилетий характеризуется в то же время неуклонным расширением сферы своего влияния: от фонетики - к фонологии, от морфологии - к синтаксису и затем к семантике, от предложения - к тексту, от синтаксической структуры - к коммуникативной, от языка - к речи, от теоретического языкознания - к прикладному. То, что считается “нелингвистикой” на одном этапе, включается в нее на следующем. Этот процесс лингвистической экспансии нельзя считать законченным. В целом он направлен в сторону снятия априорно постулированных ограничений на право исследовать такие языковые феномены, которые до некоторой степени считаются недостаточно наблюдаемыми и формализуемыми и, следовательно, признаются непознаваемыми. И каждый раз снятие очередных ограничений дает новый толчок лингвистической теории, конкретным лингвистическим исследованиям. Обнаруживаются новые, не замечавшиеся ранее связи, обогащается и вместе с тем упрощается представление о языке». Вывод: «Все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики». Это, безусловно, относится и к изучению речи в разных ее аспектах, и к исследованию представлений носителей языка, и к выявлению социального функционирования языка, и к анализу речевых механизмов мозга. Большую часть этого науке еще предстоит познать.

И все же встает вопрос о границах лингвистики. Безусловно, не следует заранее оценивать те или иные проблемы как лежащие внутри или вне науки о языке, но расширение границ лингвистики не означает, что она должна поглотить чуть ли не всю гуманитарную проблематику. Исследователи картин мира ищут связь того или иного языка с нравственными категориями, выявляют по языковым данным отношение к жизни носителей русского или английского языка и др. При этом часто языковые картины мира не отграничиваются от мировоззрения, хотя мировоззрений у носителей одного и того же языка бывает много.

Тематика функциональной лингвистики неуклонно расширяется. Но при этом по сравнению с предшествующим периодом в целом снизился уровень научной строгости (это не относится к экспериментальным и прикладным исследованиям). Безусловно, формализация прагматики или когнитивных процессов - очень сложная задача ввиду сложности самого объекта, но сейчас не только не имеется в виду математизация лингвистики, но часто и не ставится задача выработки сколько-нибудь строгого метода. По сравнению с 1960-1970-ми гг. характерна противоположная крайность.

Во всем мире в последней четверти XX в. наметился отход от структурализма, что сохраняется и в XXI в. Однако в ряде стран, прежде всего в США, продолжают господствовать разновидности генеративизма, тогда как и в европейской науке, и еще в большей степени в России развитие пошло в сторону функционализма (сказалось и то, что у нас генеративизм никогда не преобладал). Но в последние десятилетия и в США развивается деятельность лингвистов, независимых от постулатов, провозглашенных Н. Хомским. Можно отметить ряд таких значительных ученых. Это Талми Гивон, выступивший с концепцией биолингвистики, исходящей из того, что язык является результатом биологической адаптации; он считает неприемлемым строго синхронный подход лингвистики XX в., возвращаясь к давней идее диахронической обусловленности языковых явлений. Это Рональд Лангакер, заложивший основы когнитивной грамматики,

Джоан Байби, исследовательница теоретической морфологии, в том числе диахронической, типолог Уильям Крофт (сейчас работает в Великобритании), изучающий когнитивные принципы в языках мира, в частности в связи с частями речи, и другие. Безусловно, влиятельными остаются идеи Ч. Филлмора, возрождаются и идеи лингвистики универсалий.

Эти лингвисты критикуют многие идеи Н. Хомского, указывая на то, что языки не основаны на столь жестких, как у него, правилах, что они не так похожи друг на друга, как полагал Хомский, который сознательно игнорировал дискурс и связные тексты. Они не согласны ни с концентрацией внимания на языке в смысле Ф. де Соссюра, ни с признанием основным объектом изучения компетенции в смысле Хомского. Главный пункт несогласия - в том, что исследование языка без обращения к культуре неполно. Хотя в американской науке об этом говорил еще Э. Сепир, но такая точка зрения не поддерживалась ни в дескриптивизме, ни в гене- ративизме. Все это явный переход от формальной к функциональной лингвистике (заметно и снижение степени формализации). Назревает ли и в США смена парадигмы, заметная в России? Время покажет.

Развитие любой науки, как известно, не поступательный процесс; здесь больше подходит известный образ спирали. В том числе бывают периоды расширения и сужения проблематики той или иной науки, укрепления и, наоборот, разрыва междисциплинарных связей. В науке о языке в разных формах постоянно борются стремление к строгому изучению своего объекта по образцу естественных наук, с опорой только на наблюдаемые факты, и желание рассматривать язык вместе с говорящим на нем человеком, с учетом интуиции, интроспекции и творческих способностей людей. Последний подход был сформулирован В. фон Гумбольдтом, но его недостатком постоянно оказывались нестрогость и произвольность, тогда как противоположный подход, достигший максимума в структурализме, давал несомненные, но ограниченные результаты. Структурный подход господствовал до 1950-1960-х гг. Затем Хомский предложил программу синтеза двух подходов, попытавшись соединить формализацию с тезисом Гумбольдта о языке как творчестве; однако сняв ряд ограничений, он установил другие. Сейчас заметны расширение проблематики и укрепление связей лингвистики с другими науками. Не все здесь устоялось, заметны «болезни роста», но, по-видимому, дальнейшее развитие лингвистики в этом направлении перспективно.

Литература

Кибрик, А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания / А. Е. Кибрик. - М., 1992.

Кибрик, А. А. Функционализм /А. А. Кибрик, В. А. Плунгян // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. - М., 1997.